#HearMeToo: Владислава Магалецкая (экс Рутицкая)

Одна из историй к акции "16 дней активизма против гендерно обусловленного насилия"

01.12.2018

Неосознанное. Публичное. Скрытое. Невидимое. Физическое. Сексуальное. Экономическое. Психологическое. Но всегда болезненное и разрушительное. Насилие. Мы привыкли считать, что гендерно обусловлено насилие имеет видимые проявления. Однако иногда насилие может так хорошо маскироваться, что ни окружающие, ни человек, страдающий от него, не понимают, что именно происходит. Сделать проблему видимой можно, начав с диалога. Когда одна женщина начинает говорить, к ней постепенно приобщаются другие. Когда одна своим примером показывает, что нельзя молчать, ей подражают другие. И когда уже не одна она умоляет: «Услышь меня», обществу не остается ничего, кроме как действовать. Реагировать. Защищать. Предупреждать. В этом году тема Международного дня противодействия насилию в отношении женщин и девочек Организации Объединенных Наций — «#ПочуйМене: Остановим насилие против женщин и девочек». В рамках глобальной кампании «16 дней активизма против насилия в отношении женщин и девочек» 16 женщин на страницах WoMo и ZZA! расскажут вам, почему они решили не молчать. Владислава Магалецкая (экс Рутицкая), вице-президент инвестиционного фонда SigmaBleyzer, рассказывает восьмую историю.

Если бы сегодня мне пришлось выйти на марш против насилия, на моем транспаранте было бы написано: “Все в наших руках. Нельзя их опускать”. Эта фраза принадлежит Коко Шанель.

Если над женщиной совершили насилие, то, в первую очередь, она сама должна осознать, что это неправильно, что с ней нельзя так обращаться. И тут уже встает вопрос психологической помощи и вопрос о кризисных центрах, ведь часто пострадавшим просто некуда уйти, поэтому они остаются рядом с насильниками. Пример из жизни: одна женщина, которая помогает моей подруге с ведением хозяйства, где-то раз в три года приходит с огромным синяком под глазом. Однажды подруга обратила на это внимание, а она ответила: «Это муж. Ну, мы же живем вместе столько лет, есть дети, все общее, деваться мне некуда. Так было и у моей мамы, и у бабушки». Но это же недопустимо! Женщина должна знать, в какой центр она может обратиться и какая существует мера пресечения.

И первое, что мы можем сделать, — начать говорить. Если доносить информацию, она может воззвать к лучшему, что есть в человеке. Поэтому я считаю необходимым максимальное освещение не только существующих проблем, но еще и возможностей их решения, информации о центрах, которые занимаются поддержкой, о тех, к кому можно обратиться в тяжелых ситуациях, чтобы знать — вы не одиноки в этой проблеме.

Возвращаясь к описанной выше ситуации, хочу сказать: я категорически не приемлю тезис «бьет — значит любит» и не понимаю, в каком извращенном уме он мог родиться. Любовь никоим образом не может быть связана с физическим насилием, это проявление наилучших чувств, самых теплых, трепетных. И прежде всего — уважение к тому, кого ты любишь. Само понятие «насилие» подразумевает какое-либо действие, связанное с унижением личности, как в физическом, так и в психологическом смысле. Поэтому насилие у меня ассоциируется с жестокостью, несправедливостью, грубостью. Да и просто это недостойно мужчины, парня, мальчика.

Свой опыт насилия я пережила в 8 лет. Я, ученица второго класса, шла очень холодным зимним вечером со школы. Сейчас, закрывая глаза, я до сих пор помню этот момент — я иду по территории детского дома и замечаю тени, которые скользят по зданию, и я понимаю, что меня окружают. Я поворачиваюсь и оказываюсь в кольце парней минимум вдвое старше меня. Однозначно им было от 12 и больше лет и их было много, около девяти. И я понимаю, что происходит что-то плохое. Один из них задает мне вопрос: «У тебя деньги есть?», я отвечаю: «Ребят, у меня ничего нет». Я помню это внутреннее состояние, когда мне надо собраться изо всех сил, как котенку, который вздыбливает шерсть, чтобы казаться больше. Я пытаюсь собраться, и тут они начинают меня толкать один на другого внутри круга. И бить. Попадало кругом — в лицо, в живот, в грудь. Я падала, меня поднимали, опять били, кровь перемешивалась со снегом, меня били снова и снова. Это был просто адский ад. Я только повторяла: «За что?». Портфель валялся с разбросанными учебниками, деньги никто даже не искал. Я вообще не знаю, какая была цель у всего этого. Я помню, как собирала помятые книги и тетрадки, складывала обратно в портфель, потом шла домой, размазывая по лицу кровь, меня встретила мама. Она утешала меня, мыла. Но мама не обратилась к руководителям детского дома. Я не знаю, по какой причине. Возможно, это связано с тем, что она считала, что если я не буду больше туда ходить и буду осторожной, такого не повторится. Возможно, нежность и доброта моей мамы ограничивали ее в желании решить этот вопрос, придать огласке. А для себя я тогда сделала вывод, что молчать нельзя.

Я много думала о том, что происходило в голове у этих ребят. Они же были как-то воспитаны. Легко списать на то, что это были дети из детского дома, но не факт — рядом находились и другие дома. Но это были мальчики в два раза старше. Будущие сформированные личности. Они видели, что перед ними маленький ребенок. Видели, что наносят достаточно серьезные побои, хотя бы по количеству крови. И какая была у них цель? Они же про все заранее договорились, когда меня окружали, они чего-то хотели. И эти люди потом выросли. Создали семьи, как-то воспитывают своих детей, а я до сих пор задаюсь вопросом — какие же семьи они создали, как же они воспитывают? И вспоминают ли они этот момент? Можно предположить, что все они были подонками и для них это было обычное дело. А что если не все были подонками, и этот случай не дает жить и спать кому-то из них до сих пор. Потому что это ненормально. Так не должно быть.

Я знаю, что есть случаи в разы серьезней и тяжелее, чем мой. Но для восьмилетней меня это была огромная психологическая травма. Я на тот момент очень верила людям, считала, что они прекрасные. В моей жизни тогда еще не случалось ничего такого, чтобы я могла ощутить, что от людей можно получить столько боли и столько несправедливости. И это был первый мучительный урок.

Мои дети знают эту историю. Я специально рассказала им, для того чтобы они поняли, насколько уязвимой может быть девочка, женщина, и насколько важно иметь смелость ее защитить. Я очень честно говорю со своими детьми и считаю, что это единственный правильный формат, потому что чем более ты открыт и доверителен по отношению к своему ребенку, тем более открыт и доверителен он.

Читайте также: #HearMeToo: Неля Шовкопляс