Страх и власть: Мое тело вам не принадлежит

О чем говорят уличные домогательства

01.08.2017

Есть те, кто не видит в уличных приставаниях или скабрезных шутках ничего особенного и винят женщин, в частности, в том, что они слишком преувеличивают масштабы сексуальных домогательств. Это ведь только шутки, не правда ли? Но чем действительно опасен кэтколл, как он влияет на чувство безопасности каждой женщины, пишет Хизер Бартман, писательница, эссеист из Нью-Хейвена.

Когда незнакомец что-то прокричал из окна проезжающей мимо машины, я как раз несла в руках цветок замиокулькаса, который купила в оранжерее. Я не расслышала, что он говорил, но не думаю, что это были комплименты растению. Какими бы ни были его слова, они напомнили мне унизительные комментарии и неприличные предложения, которые я слышала прежде, от разных незнакомцев из разных машин, — все эти реплики о моем теле и предложения, что бы с ним можно было сделать. Как будто, как только мне исполнилось 16, мое тело принадлежало не мне, а тем мужчинам в авто, проносящихся мимо.

Когда я была маленькой девочкой, то играла во дворе без майки, и мое тело принадлежало только мне. А в старших классах школы я стала девочкой с большой грудью и регулярно выслушивала шутки и комплименты от подружек, которые обещали, что мой будущий любовник или муж будет вне себя от счастья. Были и мужчины, которые строили глазки. Или спрашивали: «А она настоящая?» У меня не было на это ответа. Потом я осознала, что есть много ситуаций, когда ты не чувствуешь тело своим. Когда я бывала в клубах, мужчины хватали меня за ягодицы и за руки, пытаясь вытащить меня на танцпол. Ты сто раз говоришь «Нет», а он все равно тянет. Чем сильнее ты пытаешься вырваться, тем сильнее он тянет, как будто для него это какая-то игра. Тебе посчастливится, если твои друзья будут орать на него до тех пор, пока он не уйдет.

По дороге на работу бывало, что мужчины, улыбаясь, спрашивали: «Как тебя зовут? Ну же, детка, скажи свое имя». Они шли за мной, и я чувствовала их одержимость и желание забрать у меня хоть что-нибудь. Но это не имело ничего общего со мной как с человеком. Если я скажу им свое имя, запомнят ли его? Пригласят ли меня на чудесный ужин и послушают истории о моем детстве? Будет ли это настоящая любовь? Но такое поведение не говорит о любви. И даже не о сексе. Это о страхе и власти. Что от этого получают мужчины, я не знаю, и не хочу знать.

Я помню, как мы с подругой путешествовали по Франции и вечером мы шли по городу под руку, а за нами следовал мужчина и что-то кричал. Страх нарастал, мы ускорили шаг, все время окидывая взглядом дистанцию между нами и нашим преследователем. Я была так напугана, что не могла ни думать, ни вызвать полицию. Были те, кто проезжал на машине, а потом возвращался, и я чувствовала себя мышью, загнанной в угол. Были те, кто назывался Дон-Жуаном и предлагал мне попробовать. Были и такие, кто внезапно хватали меня прямо на тротуаре и толкали к своим друзьям.

Мне никогда больше не будет шесть лет. Мне 24 года, и мое тело — грудь, бедра, то, как я иду, — делает мою жизнь опасной, как и жизнь любой женщины. Всегда найдется что-то слишком соблазняющее — наши слишком полные или тонкие губы, короткая стрижка или длинные волосы, скрещенные ноги или проколотые уши, пупок, который выглядывает из-под пояса джинсов. Когда мы возвращаемся домой затемно, то держим ключи от квартиры наготове. И только днем делаем вид, что ничего не боимся.

Источник: nytimes.com

— Читайте также: Люси Райкрофт-Смит: «Я была одета в мужской костюм и все равно подверглась домогательствам»