Преступник и выжившая: Длинный путь к примирению после изнасилования

Сексуальное насилие оставляет неизгладимый след в жизнях и душах, после него люди пытаются прийти к себе на протяжении десятилетий, и лишь единицы примиряются с тем, что случилось, и тем, кто причинил им вред. История Тордис Эльвы и Тома Стрейнджера уникальна — они смогли услышать друг друга и написали об этом книгу South of Forgiveness. На TED Talks они рассказали, как долго они проходили этот путь и каких усилий приложили для примирения.

Том Стрейнджер:

В 1996 году в 18 лет я отправился учиться по международной программе обмена. По иронии судьбы я из тех австралийцев, которые обожают холод, поэтому я с восхищением и страхом поехал в Исландию, где жил в семье очень милых людей, учился и катался на сноуборде после уроков. Я встретил Тордис, и у нас случился чудесный роман – мы обедали вместе и гуляли, взявшись за руки, по центру Рейкьявика. Я познакомился с ее прекрасными родителями, она познакомилась с моими друзьями, наши отношения развивались.

Тордис Эльва:

Мне было 16, и я влюбилась впервые в жизни. На Рождество мы вместе пошли на танцы, и я чувствовала себя самой счастливой девушкой в мире. Уже не ребенком, а молодой женщиной. Я так воодушевилась своим новым взрослым статусом, что тем же вечером впервые попробовала ром. Это была ужасная идея! Я почувствовала себя нехорошо, сознание временами выключалось, меня сильно тошнило. Охрана хотела вызвать «скорую», но Том, как рыцарь в сияющих доспехах, вызвался проводить меня домой.

Это было как в сказке: его сильные руки поднимают меня и осторожно кладут на кровать. Но моя благодарность скоро обернулась ужасом, потому что он снял с меня одежду и забрался сверху. И хотя в голове сразу все прояснилось, мое тело было еще слишком слабым и вялым, чтобы сопротивляться. Казалось, меня разрывают на части. Чтобы остаться в своем уме, я про себя считала секунды на будильнике, и с тех пор точно помню, что в двух часах их 7200.

Несколько дней я хромала, неделями плакала, но произошедшее не укладывалось в моих мыслях как изнасилование, как их показывают по телевизору. Том не был вооруженным незнакомцем, он был моим бойфрендом. Это случилось не на пустынной аллее, а в моей собственной кровати. И когда я осознала, что же на самом деле со мной случилось, программа обмена закончилась, и он уехал в Австралию. Я сказала себе – нет смысла говорить об изнасиловании, кроме того, я сама виновата.

Я выросла в мире, где девочек учат, что их насилуют по какой-либо причине. Юбка слишком короткая, улыбка слишком широкая, изо рта пахнет алкоголем… И я чувствовала себя виноватой. Мне потребовались годы, чтобы понять: только одна вещь могла спасти меня от изнасилования, и это была не короткая юбка, улыбка или мое детское доверие. Единственное, что меня могло спасти той ночью, это мужчина, который меня насиловал, – если бы только он остановился.

Том Стрейнджер:

Я плохо помню, что было на следующий день, из-за похмелья. Важно отметить, что тогда я не оценивал свой поступок реально. Слово «изнасилование» даже не мелькало у меня в голове. Я не думал, какую травму, причинил Тордис. Честно говоря, я убедил себя, что это был просто секс, а не изнасилование. Из-за этой лжи сейчас я чувствую страшную вину.

Последующие девять лет я мог бы озаглавить «Отрицание и бегство». Я был серфером, студентом, изучавшим социологию, другом хороших людей, любимым братом и сыном, гидом на отдыхе на природе и молодым работником. Я считал, что я неплохой человек, думал, что я создан для чего-то большего. Мне понадобилось много времени, чтобы наконец заглянуть в тот темный угол моей личности и начать задавать себе вопросы.

Тордис Эльва:

Через девять лет после того Рождества мне исполнилось 25 лет. И у меня произошел нервный срыв. Свою самооценку я похоронила своим молчанием, меня пожирали изнутри бессмысленная ненависть и ярость. Однажды я выбежала из дома после ссоры с любимым человеком. Я зашла в кафе, достала записную книжку, куда записываю идеи в моменты вдохновения. Но в тот день я с удивлением осознала, что пишу письмо Тому. И больше всего меня удивили слова «я хочу найти прощение». Я понимала, что это единственный для меня путь избавиться от страданий, ведь независимо от того, заслуживает ли он прощения или нет, мне самой нужен покой. Перед отправкой письма я приготовилась ко всем возможным видам негативной реакции, и к самому вероятному — что никакого ответа не будет. Единственное, к чему я не была готова — к признанию Тома, полному обезоруживающих сожалений. Так началась наша восьмилетняя переписка, которая, видит бог, никогда не была легкой, но всегда была честной. Наша переписка стала основой для того, чтобы вскрыть все последствия той ночи и исцелиться.

Но она не стала завершением истории для меня. Возможно, потому, что формат имейлов недостаточно личный, а, может, из-за того, что слишком легко быть смелой, прячась за экраном компьютера на другом конце света. Но, начав этот диалог, я почувствовала необходимость довести его до конца, и после восьми лет переписки собрала всю свою смелость и предложила немыслимое: встретиться лично и посмотреть на наше прошлое вместе.

Том Стрейнджер:

Исландия и Австралия находятся очень далеко друг от друга, поэтому мы решили встретиться посредине — в ЮАР, и приехали в Кейптаун на неделю. За это время мы рассказали свои истории друг другу, от начала до конца, и проанализировали их. Когда сексуальное насилие проговаривается, лицом к лицу, это оказывает эффект землетрясения. Мы сделали все возможное, чтобы внимательно слушать друг друга, это наполнило нас чистотой и облегчило души.

Тордис Эльва:

Желание мстить — очень человеческое чувство, хоть и часто инстинктивное. Годами я хотела сделать Тому так же больно, как он сделал мне. Но если бы я не нашла путь избавления от ненависти и гнева, то вряд ли бы стояла здесь сейчас. Сколько у меня было сомнений! Когда самолет приземлялся в Кейптауне, я думала: «Ну почему я просто не пойду к психологу и не куплю бутылку водки, как это делают все нормальные люди?». Временами поиск взаимопонимания казался мне непосильным, и все, чего я хотела, — это вернуться к моему любимому мужу Видиру и нашему сыну. Но, несмотря на все трудности, эта поездка в Кейптаун закончилась чувством торжества — мы смогли построить что-то новое на руинах. После возвращения из Кейптауна я начала писать, и все закончилось книгой, опубликованной в соавторстве с Томом. Мы надеемся, что она может быть полезной для людей, оказавшихся в ситуации «преступник-выживший». В конце концов это история, которую нам нужно было услышать еще в подростковом возрасте.

В ее написании неизбежно возникают эти слова — жертва, насильник — и ярлыки, связанные с ними, которые дегуманизируют. Если кого-то называют «жертвой», то очень легко определить этого человека как сломанного, обесчещенного. Ровно так же человека, названного «насильником», очень легко признать монстром, не человеком. Но как нам понять, что именно человеческое общество продуцирует насилие, если мы отказываем в человечности тем, кто его совершает?  И как мы можем поддерживать выживших, если заставляем их чувствовать себя неполноценными? Как мы можем обсуждать самые большие угрозы в жизни женщин и детей по всему миру, если сами слова, которые мы употребляем, являются частью проблемы?

Том Стрейнджер:

Теперь я понимаю, что мои действия той ночью 1996 года были эгоцентричными. Тогда я последовал примеру тех, кто считает, что женщины имеют меньшую ценность, а мужчины имеют некие права на их тела. В той комнате только я сделал выбор, больше никто. Когда жалость к себе исчезла, вместо нее появилось принятие — того, что я сделал больно чудесному человеку, стоящему здесь рядом со мной, того, что я являюсь частью огромной группы мужчин, которые регулярно совершают сексуальное насилие над своими партнерами.

Когда я сказал Тордис, что изнасиловал ее, это изменило мое согласие с самим собой и с ней тоже. Но, что самое важное, вина перешла от Тордис ко мне. Слишком часто вину возлагают на женщин, пострадавших от сексуального насилия, а не на мужчин, его совершивших. Слишком часто отрицание и бегство делает все стороны далекими друг от друга.

Тордис Эльва:

То, что мы сделали, не является универсальным рецептом для каждого. Ни у кого нет права рассказывать, как справляться с глубочайшей болью и величайшими ошибками. Нарушать молчание всегда нелегко, и, в зависимости от страны, где вы живете, рассказ об изнасиловании может стоить вам жизни. Я понимаю, что даже оказавшись в самой травматичной ситуации в моей жизни, у меня и здесь есть привилегия — потому что за рассказ об этом меня не подвергнут остракизму, не убьют. Но если у меня есть привилегия говорить, то моя ответственность — использовать ее. Это самое малое, что я могу сделать для тех, кто говорить не может. Я много читала, писала и говорила об этой проблеме на протяжении почти десятилетия, посещая конференции по всему миру. По моему опыту посещают такие мероприятия преимущественно женщины, но мы должны прекратить показывать сексуальное насилие как женскую проблему.

В подавляющем большинстве случаев сексуального насилия против женщин и мужчин его совершают мужчины. И в дискуссии об этом их голоса практически не представлены. Но все мы нуждаемся в этом. Только представьте, скольких страданий удалось бы избежать, если бы мы осмелились посмотреть проблеме в лицо вместе.

— Читайте также: За домашней дверью: Что скрывает внешнее счастье