Тангарр Форгарт: «Еще в женском гендере я представлял себя маскулинно выглядящим и в отношениях с парнем, но до определенного момента не понимал, что такое возможно»

Личная история как индикатор невидимости сообщества

14.04.2017

Стереотипы, укорененные в нашем обществе, касаются не только дискриминации на рабочем месте или при разделении семейных обязанностей. Они касаются и таких базовых и принятых по умолчанию вещей, как разделение людей на два пола – мужской и женский. Эта жесткая бинарная структура выбрасывает за рамки общества, делает невидимыми целые сообщества, и одно из них – трансгендерные люди, те, чья самоидентификация расходится с набором половых признаков. О том, каково быть трансгендерным человеком в Украине, мы поговорили с Тангарром Форгартом, спикером SHE Congress #4, крымчанином, которому при рождении приписали женский пол, и который три года назад получил документы на мужское имя.

Не скажу, что в детстве я вообще себя ассоциировал с каким-то гендером – я был просто я, и все. У нас спортивная семья, вместе с родителями и братом мы ездили в походы, на соревнования по скалолазанию, особых различий в отношении ко мне и брату не делалось. Не было жесткого давления гендерных рамок со стороны родителей. Это было здорово. Предположу, что если бы было, то дискомфорт в этом вопросе проявился бы у меня раньше. А так у меня было активное детство. Когда мы играли во дворе, я выступал за мужских героев, но это было не из-за того, что я ощущал себя мальчиком. Просто у мужских персонажей больше свободы выбора, с ними интереснее ассоциироваться. Ведь принцесса только ждет, пока ее спасут, и это не так интересно. Желание играть за активных персонажей — не какой-то особый признак трансгендерности. Кстати, сейчас, по сравнению со временем моего детства, появилось гораздо больше сильных женских персонажей в произведениях, в которых было бы интересно поиграть мне тогдашнему. Я бы вполне мог поиграть за принцессу, которая сама спасает себя.

Четкое осознание того, что есть нечто, кардинально меня не устраивающее, появилось с началом пубертатного возраста. Изменения тела сразу сегрегируют тебя в глазах общества от группы «дети». Глупо, ведь развитие мышления, сознания не так скачкообразны; мозгом я был тот же ребенок, на которого окружающие резко начали смотреть как на юную девушку-подростка. Еще недавно ты носился с остальной дворовой ватагой в чудесном внегендерном состоянии, но как только у тебя начинает появляться грудь — получаешь пристальное внимание от мало того, что друзей по двору, так еще и от разных взрослых. И не всегда это будет щебетанье: «Ну посмотри, как же ты выросла, моя девочка!» от двоюродной тетушки. Часто это странные или явно неприемлемые комментарии от малознакомых или вовсе незнакомых людей, обычно мужчин. Изменения, происходящие с моим телом, сильно смущали меня. «Смущали» — это слабо сказано, если честно. Я был в ярости. У меня было достаточно знаний о пубертате — мама подсовывала книги на эту тему — но все равно я, ощущая боль и зуд в растущей груди, надеялся, что просто ушибся или комары искусали. Тогда не понимал, почему меня так пугает и злит эта набухающая грудь. Мне постоянно казалось, что все смотрят на нее, и я начал горбить плечи, чтобы сделать грудь менее заметной, — у меня испортилась осанка.

Я ничего не знал о трансгендерности или гендерной дисфории. Но уже тогда осознавал, что эти пубертатные изменения ощущаются мной как потеря контроля над своим телом, потеря контроля над собой. И это вызывало яростный протест. Я пытался взять под контроль то, на что мог повлиять. Мое тело предавало меня, и с этим я ничего не мог тогда поделать, но вот отказаться надевать бюстгальтер, который мне купила мама, я мог. Это был рубеж, который я держал до последнего. Я ощущал свое тело крепостью, которая предательством взята изнутри и одновременно штурмуется снаружи. И я изо всех сил отказывался выбросить белый флаг — заключить себя в новенький белый бюстгальтер. Согласиться одеть его для меня означало полностью признать свое поражение, безропотно дать сковать себя.

Об объективации

Есть такое явление, как «мужской взгляд». Это когда человек (обычно женщина) оценивается с точки зрения мужчины как доминантного большинства в нашем патриархальном обществе. Надо понимать, что «большинство» не из-за численности, а из-за власти. «Мужской взгляд» — это в том числе элемент женской социализации, от которого тебе никуда не деться. Ты всегда оцениваешь себя «взглядом извне», даже если вокруг никого нет и ты у себя в квартире. Не можешь просто расслабиться, постоянно держишь в уме, как ты выглядишь, если бы на тебя смотрели со стороны. Достаточно ли сексуальна? Достаточно ли желанна? Это объективация – когда ты, не желая того и не осознавая, смотришь на себя, как на объект, который должен соответствовать неким канонам, с точки зрения стороннего человека. А каноны эти просты и выражаются в интернете одним емким выражением «я бы вдул». То есть если вызываешь сексуальное желание, то контроль прошла, состоялась, молодец. И людей, воспитывающихся в женской социальной роли, принуждают использовать именно это «взгляд» как критерий себя, состоятельности себя как личности. Ты можешь быть великолепной ученой, отважной астронавткой или полярной исследовательницей, но если внешне ты не отвечаешь критериям «мужского взгляда», то все твои успехи и достижения уже ничего не значат. Внешность, сексуальность — во главе угла. Почему? Потому что оценивают не как человека, а как объект. Объект, который должен радовать глаз и быть желанным, а мысли и чувства того, кого оценивают… Позвольте, разве у объекта могут быть мысли?

Я общался с цисгендерными мужчинами и заметил, что они практически не подвержены воздействию «мужского взгляда». Неудивительно, ведь в процессе человеческой истории мужчин редко рассматривали как объекты, наоборот, именно мужчины были (и являются) действующими агентами. Отсюда и способность расслабляться и не париться по поводу внешнего вида, способность оценивать себя высоко, даже если внешне выглядишь неухоженно. Не у всех так, но в этом описании вы, я думаю, узнаете многих знакомых вам мужчин. И очень мало знакомых вам женщин.

Я, как человек с женской социализацией, также подвержен влиянию «мужского взгляда». Мой шкаф был забит одеждой, считающейся гиперфеминной – туфли на шпильках, чулки, подвязки, короткие юбки и обтягивающие платья. И иногда я хотел доказать (окружающим и себе), что я могу выглядеть «красивой девушкой» — девушкой, соответствующей критериям, «правильным» объектом. Периодически я «наводил марафет», выходил в город, получал кучу липких взглядов и комплиментов, а затем возвращался и забрасывал всю одежду обратно в шкаф. При этом сознание мое разделялось на два отдельных потока: я понимал, насколько мне отвратительны эти взгляды, эти присвисты вслед и сальные комплименты, реплики «красавица, давай познакомимся» (так называемый cat-calling), но в то же время мне это нравилось, ведь таким образом я получал подтверждение своей состоятельности и успешности в обществе, «мужской взгляд» ставил мне галочку в зачете объективации. А глубже всего этого —  мне было противно от того, что мне это нравилось. Думаю, многим знакомы подобные чувства. И наиболее глубокие ощущения тут наиболее верные. А тот второй слой, который заставляет нас испытывать удовольствие от сальных комплиментов — это не что иное, как дрессировка. Жесткая социальная дрессировка.

Об узнавании себя

Первым я узнал термин «транссексуальность», раньше он был более распространенным. Теперь он считается медикализирующим, хотя есть люди из транс-сообщества, которые до сих пор его используют.

Во время учебы в школе у меня не было интернета. Я покупал газету «Спид-Инфо» — желтая пресса, где поднимались вопросы сексуальности и достаточно часто печатались относительно адекватные статьи. В библиотеке можно было найти разве что «Анатомию человека», и газета была источником информации, которую мне больше негде было достать. Из нее я узнал о трансгендерных людях, но по большей части в газете рассказывали о транс-женщинах – их истории более шокирующими для публики. Себя с темой трансгендерности я долго не соотносил по одной основной причине – мне нравились парни. Срабатывал стереотип о том, что если ты «становишься мальчиком», то тебе должны «нравиться девочки». Об этом не говорилось явно, но по умолчанию имелось в виду. Это проявление гетеронормативности общества, когда мы автоматически считаем, что все вокруг — гетеросексуальны, пока не сказано иное. При этом я вполне нормально осознавал, что цисгендерные люди бывают разных ориентаций, а вот для трансгендеров существует такое негласное представление в обществе – если человек трансгендер, то непременно гетеросексуальной ориентации. Это сильно сбивало с толку, ведь я представлял себя маскулинно выглядящим и при этом мне нравились парни, но до определенного момента не понимал, что такое возможно для меня.

Триггером (событием, запустившим процесс осознания) для меня послужил один случай. К тому моменту я уже несколько лет занимался в тренажерном зале и выглядел как достаточно атлетичная девушка. Я выкладывал свои фото в соцсетях, и в ответ мне писали как комплименты, так и комментарии типа: «Фу, да ты как мужик!» И почему-то подобные реплики не затрагивали меня, не срабатывали как оскорбления. Даже наоборот, мне становилось тепло на душе, когда я читал такие попытки обидеть меня. Тогда я, конечно же, не понимал, почему это так мной воспринимается. Но однажды мне попался интернет-тролль, который после пары стандартных комментариев «тыкакмужик» почувствовал, что удары не достигают цели, и сменил тактику. Он написал следующее: «Как бы ты ни занималась, тебе все равно никогда не стать мужиком». И я, не понимая, что со мной происходит, почувствовал, как из глубины поднимается что-то, давно подавляемое и скрываемое. Это было ошеломляюще. Это было страшно. Мне было 27 лет, я уже не был маленьким ребенком, но у меня тогда случилась настоящая истерика: меня рвало на части от странных эмоций, я корчился и бился головой об стену, рыдал и кричал в пустой квартире: «Почему мне так плохо?! Что со мной не так?!». И в этом состоянии, на этой эмоциональной волне я вбиваю в Google: «Я девушка, но я гей» — смешной, глупый запрос, который я никогда бы не отважился сделать с холодной головой. Да, тот самый «мужской взгляд», «взгляд извне», «ты будешь выглядеть полной дурой, если спросишь такое». Даже если кроме тебя в квартире никого нет. Даже если ты спрашиваешь у автоматической поисковой системы. Но событие-триггер вынесло из шаблонных рамок мышления и дало момент свободы от впаянных в меня условностей общества. Быстрый бег пальцев по клавиатуре, и в первых же строках выпадает нужный сайт со столь необходимой мне информацией. Так просто! Нужно было лишь суметь задать правильный вопрос. Привет, Google.

Я провалился в эту информацию, лихорадочно вчитывался в мерцающие строки. Меня захватило невообразимое чувство сопричастности. Я ощутил, что я не одинок. Что есть люди, находящиеся в той же ситуации, что и я. Именно память об этом чувстве повлияла на то, что после транс-перехода я не ушел в тень как трансгендер, что я остаюсь видимым, рассказываю о себе и своей истории. Это непросто, на самом деле: ты раз за разом сталкиваешься с непониманием, с одними и теми же вопросами. Как будто прорубаешься сквозь лед. Но не делать этого, отказаться от этой борьбы будет неправильным для меня. Ведь сейчас я тут именно потому, что другие люди рассказали свои истории, поделились своими страхами, надеждами и способами решений общих проблем. Их слова помогли мне пережить один из самых сложных этапов в моей жизни. И я чувствую, что будет справедливым вернуть этот долг. И потому я говорю для тех, кто, как и я тогда, барахтается в непонимании и страхе. Мне помогло, что нашлись люди, которые не молчали, а рассказывали о себе. И поэтому я тоже не буду молчать.

О трансформациях

Транс-переход у каждого происходит по-разному. У меня было так: в конце 2010 года я идентифицировал свою ситуацию, за неделю прошел путь психологического принятия себя от «класс, я узнал что со мной, делать ничего не буду, мне достаточно понимания» до «я точно хочу гормонотерапию и операцию на торсе». Неделя — это быстро, правда. Многие люди знают о своей трансгендерности и долго живут, не предпринимая никаких действий — по разным причинам. Кому-то сложно принять это знание, кто-то опасается реакции родственников (особенно, если живут вместе), у других есть семья и дети, и тогда решиться на переход вдвойне сложнее. Часто это сочетание факторов. У меня же была достаточно хорошая стартовая позиция: я не сомневался в поддержке партнера (у нас были очень доверительные и разумные отношения), друзей и родственников, плюс я обладаю навыками рационального мышления, которые помогают проще решать, как поступить в сложных ситуациях, и претворить это в жизнь.

Потому, я начал действовать сразу, не откладывая в долгий ящик. Буквально за пару недель я обновил гардероб (не скажу, что нужно было много менять, моя повседневная одежда была спортивный унисекс) и, даже не принимая гормоны, перешел на «full-time», то есть стал позиционировать себя в обществе в мужской гендерной роли – в целом удачно, меня принимали за парня 50/50. Мне повезло с внешностью, у меня было достаточно андрогинное лицо (хотя тогда оно казалось мне очень женственным). Надо сказать, что мой нынешний партнер, с которым мы уже довольно давно живем вместе, впервые увидел меня задолго до перехода, когда я сам еще не знал о своей трансгендерности, и принял меня за парня (уточню, что увидел издалека и не слышал голоса). Он очень удивился, когда ему тогда сказали: «Это девушка». Высокий голос — это большая проблема: мало что так убивает пас. Пас — это способность восприниматься окружающими в нужном гендере. Если воспринимают верно, значит пас хороший. Так вот, высокий голос очень портит пас тем транс-людям, которые хотят восприниматься маскулинно. А до гормонотерапии с голосом мало что можно сделать. На тестостероновой ЗГТ (заместительной гормонотерапии) он понижается сам, как у юношей во время пубертатного возраста. Процесс совершенно аналогичный: мутация голосовых связок под воздействием тестостерона, гортань изменяется, щитовидный хрящ (он же кадык) становится более выраженным и в результате голос понижается. Кадык, кстати, есть у всех, а его большая выраженность у мужчин — следствие именно работы тестостерона.

К лету 2011 года я решал, начинать ли гормонотерапию, но колебался, не сделать ли прежде мастэктомию (удаление груди) – есть информация, что на эстрогеновом фоне швы заживают лучше, менее заметны шрамы. Но все-таки я начал с гормонов по двум причинам: у меня тогда не было денег на операцию (это около $2000 по ценам 2012 года) , а также потому, что на тот момент в Украине была просто отвратительная процедура по получению разрешения на операции. Я начал уколы тестостерона, в процессе, конечно же, был страх, как и у многих транс-людей, что гормоны не действуют, ведь прошло уже целых три дня, а никаких изменений не ощущается! Сейчас смешно об этом вспоминать. Уточню, что есть определенный процент людей с андрогенной нечувствительностью, на которых гормоны и правда не действуют, но их количество и правда очень небольшое. Буквально через месяц я заметил, что у меня «срезало» верхние тона голоса — пел с друзьями и понял, что не могу взять высокие ноты, как раньше, голос просто переходил в сипение. Я был в восторге — началось! Примерно за полгода голос спустился до баритона, и я был счастлив. Одновременно с этим у меня начала расти щетина на лице, а чуть позже и волосы на груди.

В 2012 году я все же пошел получать разрешение на операции, так как хотел сделать мастэктомию. У меня не было жесткой гендерной дисфории и ненависти к своему телу. Классически считается, что все трансгендерные люди ненавидят свое тело, но это не так. Мне мое вполне нравилось, а что не нравилось — то я исправлял в спортзале и с помощью питания. Но мне хотелось выглядеть маскулинно, а грудь этому мешала, обращала на себя внимание и ухудшала пас. Приходилось использовать утяжку (специализированную плотную майку, которая утягивала мой третий размер до вполне приемлемого вида), но в утяжке свободно не подышишь, занятия спортом тоже осложняются. Потому я решил делать операцию.

О советских традициях психиатрии

По старому протоколу нужно было лежать месяц на стационаре в психиатрической лечебнице. Месяц! Даже в России нет такого срока. Я на тот момент жил в Крыму, и все это проходил там. Когда я первый раз обращался к сексопатологу за направлением (будучи еще не на ЗГТ), меня принял сухонький дедушка советской закалки, который сказал: «Я вижу перед собой спортивную девушку, но не парня, не думаю, что тебе это нужно» и отказался дать направление. Конечно, он видел перед собой девушку! Я ведь и пришел к нему, чтобы это исправить! Это было непрофессионально с его стороны и стоило мне полугода задержки: я решил выждать и пойти за направлением, когда буду уже на большем сроке ЗГТ и к другому специалисту. Мне удалось расположить к себе районного психиатра, когда я пришел за направлением, он посоветовал мне, к какой из двух завотделениями в лечебнице обратиться, какая более адекватно воспримет ситуацию. Психиаторка оказалось чудесной женщиной, правда, чертовски растерянной; сказала, что вообще не знает, что со мной делать, я у них первый такой пациент. Я ожидал такой реакции и подготовился: пришел со стопочкой распечаток по транс-тематике, со ссылками на исследования и указаниями на действующий тогда закон. Мне на руку сыграло и то, что я уже выглядел маскулинно, это очень помогает.

В психиатрии были проблемы, в какое отделение меня класть – мужское или женское. В мужское не могли из-за женских документов, в женское не горели желанием в принципе, опасаясь излишнего волнения среди пациенток, многие из которых были и так в нестабильном психологическом состоянии. Я также не пылал жаждой провести месяц в лечебнице и завотделением пошла мне навстречу. Так что я просто приходил сдавать тесты и анализы. В целом эта охота за диагнозом абсолютно бессмысленна. На самом деле психиатр не может определить, трансгендерный человек или нет, таких тестов просто нет.

В более цивилизованных странах психолог или психиатр в таких случаях просто оценивает вменяемость, адекватность, а не наличие трансгендерности. Те тесты, которые предлагают наши психиатры, идут из советской школы и к определению трансгендерности имеют такое же отношение, как тесты в «Космополитен» — к науке.  К примеру, есть тест с карточками с утверждениями, которые ты должен разложить на две стопки – согласен ли ты с ними или нет. Утверждения такие: «Я люблю театр», «Я люблю охотиться», и потом по этим ответам составляется график твоей феминности/маскулинности, и если ты парень, который любит театр и не любит охотиться, то результат покажет высокий уровень феминности и низкий – маскулинности. И если ты при этом трансгендерный парень, то вам ответят: «Вы не трансгендер, потому что у вас феминность зашкаливает». Хотя тебе просто нравится ходить в театр и не нравится убивать животных.

Эти тесты построены на стереотипах, и получается замкнутый круг: человек, который хочет совершить переход, вынужден отвечать так, чтобы соответствовать этим стереотипам, а врачи, получая подтверждение этим стереотипам, еще больше в них укрепляются. Никто не хочет рисковать и отвечать правду — боятся не получить разрешение.  Я тоже врал напропалую и рассказывал о любви к охоте. Про какую-то иную ориентацию, кроме гетеросексуальной и заикаться не стоит — завернули бы сразу. Идея, что человек может ощущать себя мужчиной и ему при этом также нравятся мужчины, приводила врачей в ступор. Хотя существование цисгендерных геев никто под сомнение не ставил. Поэтому я также умалчивал о том, что мне нравятся парни и щедро сыпал рассказами про мою замечательную девушку (подруга согласилась сыграть ее, я даже таскал в бумажнике ее фото), которая только и ждет, когда я поменяю документы, чтобы выйти за меня замуж.

Есть ли смысл для транс-человека в походе к психологу и откровенном рассказе о себе? Да, если психолог подкован в вопросе и ставит перед собой цель не придраться к пациенту, а помочь, разобраться. Таких очень немного, есть известный на постсоветском пространстве врач Дмитрий Исаев из Санкт-Петербурга, к которому люди приходили «не для галочки», а действительно рассказывали о своих проблемах. И который, к примеру, вполне нормально воспринимал гомосексуальных трансгендерных людей. Это специалист мирового уровня, на самом деле. Но так как это Россия, то ревнители «морали» о нем узнали, организовали кампанию травли, и его уволили с должности. А ведь он помогал огромному количеству трансгендерных людей и их родственникам.

О протоколе трансгендерного перехода

В международном каталоге болезней МКБ-11, который будут обновлять в следующем году, собираются трансгендерность переносить из категории «психических расстройств и расстройств поведения» в «сексологию», а в расстройствах оставят только гендерную дисфорию. И это логично, ведь медицинская помощь нужна тогда, когда состояние человека доставляет ему дискомфорт. Если человек определяет себя трансгендерным, но при этом чувствует себя комфортно, то и проблемы медицинской нет. А вот если присутствует гендерная дисфория, человек ощущает дискомфорт из-за того, что не может полностью принять свой гендерный статус мужчины или женщины, то тут и нужна помощь. Ранее по тем же причинам из заболеваний вынесли гомосексуальность, потому что ни гетеро-, ни гомо-, ни би- или пансексуальная ориентация не доставляет человеку дискомфорта сама по себе. Дело в отношении общества, но это внешняя проблема, ею занимается не медицина.

Раньше в Украине государство жестко контролировало трансгендерный переход. Нужно было обязательно лежать в психиатрической больнице 30-45 дней, многим не везло с отношением медперсонала, особенно трансгендерным девушкам, которых часто воспринимали за феминных парней. В дополнение к трансфобии включалась и гомофобия. Да и в целом условия наблюдения и постановки диагноза были бесчеловечными: за людьми следили, как они писают — сидя или стоя, какое белье они носят. Даже моя толерантная, адекватная психиаторка просила меня раздеться, чтобы оценить телосложение, и атлетичное телосложение сыграло в мою пользу, хотя это никакого значения не имеет в ощущении гендера.

Но это еще не самое плохое. Ведь даже получив диагноз в лечебнице, человек не мог делать операцию. Следующим этапом была комиссия в Киеве, одна на всю Украину, которая собиралась раз в год или полгода. Комиссия была дико трансфобная – людей заставляли раздеваться, часто догола, комментировали белье, задавали вопросы интимного характера: «С кем ты спишь?», «Как ты занимаешься сексом, в каких позах?», «Как ты мастурбируешь?». Непонятно, зачем это делалось, ведь к гендерной самоидентификации это все не имеет никакого отношения, это личное дело человека. Я вообще не понимаю, зачем нужна была эта комиссия – это отголосок СССР и свойственного ему чиновничества. У человека уже есть диагноз, за ним месяц постоянно наблюдали, и вдруг какая-то комиссия за полчаса должна тебя оценить и дать разрешение на операцию. Например, если у человека есть диагноз «диабет», было бы абсурдом идти еще и в комиссию, а не получать лечение сразу.

По факту врачи в комиссии занимались тем, что оценивали, насколько по их мнению человеку нужно разрешение на операции – могли и отказать, если ты не понравился или не вел себя достаточно подобострастно. Транс-девушкам было сложнее всего — в комиссии были в основном мужчины, у них включалась гомофобия, и они часто отказывали в разрешении на операции, исходя из личной неприязни. Для некоторых людей отказ комиссии был настолько страшен, что они кончали с жизнью, не зная, что делать дальше, как жить без возможности сделать операцию. А часть пыталась найти другие пути, сделать необходимые операции без такого разрешения у тех врачей, которые могли на это согласиться. Это как и с подпольными абортами — всегда рулетка, это всегда намного более рискованно, чем обратиться к специалисту официально. Но что было делать людям, которым необоснованно отказали?

Надо сказать, что когда я говорю об операциях, я не имею ввиду какой-то конкретный набор. Каждый трансгендерный человек по своему ощущению тела решает, какие ему или ей нужны оперативные вмешательства. И нужны ли вообще. Кому-то будет достаточно гормонотерапии. А кому-то и она не ощущается обязательной. Это частности, зависящие от уровня гендерной дисфории. Мне оказалось достаточно гормонотерапии и операции на груди, например. Количество и комбинация изменений не имеют отношения к гендерной идентичности. Если человек ощущает себя мужчиной, то суть именно в этом ощущении, а не в наборе физиологических характеристик. Если человек ощущает себя женщиной, то ни размер груди, ни в принципе ее наличие не имеют никакого влияния на это внутреннее чувство.

Мне претила необходимость «стелиться» перед комиссией, я искал, как это обойти. И мне посоветовали попросить в психиатрии такую формулировку диагноза, с которой можно было сразу идти на операцию – не в Украине, а в любой другой стране, той же России и Беларуси. И когда меня психиатр спросила, просто написать в диагнозе «Транссексуализм F 64.0» (это код по МКБ-10, ныне действующей классификации болезней) или что-то еще, то я попросил приписать фразу «Показана коррекция пола хирургическим путем». Это было вполне в правилах. Со свежевыданным диагнозом я отправился в Москву, и мне без проблем сделали операцию на груди. Я выбирал между белорусскими и российскими хирургами, и остановил свой выбор на Олесе Старцевой из Москвы — мне подходил способ, которым она делала операции (для моего размера груди), и нравились фото результатов, которыми делились на форуме те ребята, что уже прооперировались у нее. Плюс отношение в той клинике было на уровне, обращались в том имени и роде, в котором пациент желал, и селили в мужские палаты, несмотря на не измененные еще документы.

После операции я получил справку о «необратимой смене пола» (заключение с такой формулировкой необходимо, чтобы поменять затем документы). Необходимость в такой формулировке — это тоже наследие бюрократической советской системы, где для всего нужна была своя бумажка, а если ее нет, то придумают, чтобы людям не было просто. Для примера: по факту одна и та же операция по удалению молочных желез для трансгендерных людей и для женщин, которым делают мастэктомию по медицинским показаниям (той же Анжелине Джоли). Но транс-людям пишут «необратимая смена пола», а цисгендерным женщинам — нет. Нонсенс же. Единственное различие – мне дополнительно сделали маскулинизирующую маммопластику, чтобы грудь выглядела, как мужская, но к основе операции это не имеет отношения, ведь транс-людям пишут «необратимая смена пола» именно из-за удаления желез, которые обратно не вернешь. А их точно так же удаляют по медпоказаниям цисгендерным женщинам. Операция одна — формулировки разные.

В нашей стране долгие годы делали одну вещь, о которой вы вряд ли имели понятие. У нас принуждали здоровых людей к стерилизации. По старому протоколу в Украине, до начала этого года, разрешали менять документы трансгенерным людям только после полной хирургической стерилизации. Это был такой шантаж от государства: «Хочешь документы? Что же, тогда позволь вырезать из тебя вполне здоровые органы. Ах, да, за твои деньги, само собой».  Бесчеловечная практика. Пример других стран ничему не учил. К примеру, в Швеции до какого-то времени тоже стерилизовали людей, а сейчас государство выплачивает им компенсации. И это справедливо, так как тело человека — исключительно его дело, никто не имеет право решать за самого человека, в том числе используя шантаж. А именно шантажом и было это требование стерилизации от транс-людей. Следим за логической цепочкой: трансгендерность проходила по старому закону как заболевание и смена документов была одним из необходимых для большинства этапов лечения (без смены документов невозможна социальная адаптация в желаемом гендере, а адаптация необходима, чтобы вылечить гендерную дисфорию). Но за допуск до этого необходимого этапа от людей вымогали лечь на хирургический стол и дать вырезать из себя здоровые органы, наличие которых к возможности сменить документы вообще отношения не имеет — требования стерилизации нет ни в одном из международных медицинских правил оказания помощи трансгендерным людям. Это как если бы за возможность получать инсулин в аптеках от человека требовали бы вырезать себе глаз.

А у нас нужно было прийти все в ту же комиссию (второй раз, первый она выдавала разрешение на операции) со справкой о стерилизации, и тогда комиссия выдавала разрешение, с которым ЗАГС уже менял документы. Существовал запрет на смену документов не только для тех людей, которые откзывались идти на стерилизацию, но и тем, кто состоял в законном браке или имел детей, которым не исполнилось 18 лет. По факту, таким людям говорилось: «Если ты хочешь получить новые документы, то пиши отказ от родительских прав и разводись». Людей шантажировали, разрушали семьи и лишали их социальных гарантий и прав. Конечно же, большинство не шло на отказ от детей, но тогда они были вынуждены продолжать жить с абсолютно несоответствующими документами — это и жизнью сложно назвать: когда нельзя устроиться на работу, потому что паспорт на женские ФИО, а подает его мужчина, когда в банке отказывают в заведении карточки с фразой «Это не ваши документы, мы сейчас полицию вызовем», когда не пускают в поезд по той же причине. Цисгендерным людям сложно представить себе весь объем сложностей, с которыми сталкивается транс-человек именно в связи с документами. Но сейчас нам удалось изменить закон – убрать пункты про детей, стерилизацию и развод.

Трансгендерное сообщество и правозащитники будут следить за тем, как все будет проходить по новому закону. Жаль, что у нас не прецедентное законодательство — это многое бы упростило. Есть люди в браке, которые собираются менять паспорт, соответственно, в новый паспорт им должны будут внести штамп о браке с тем же партнером – и по факту это будет уже однополый брак. Я, как современный и здравомыслящий человек, поддерживаю брачное равноправие. Брак — это признание государством того факта, что между людьми есть близкие отношения. Брак — это не разрешение на эти отношения, а просто признание реальных, которые и так существуют. Почему сейчас государство признает одни отношения, а другие — нет? Хотя и там, и там — обычные люди, равные граждане одной страны, одинаково платят налоги, воспитывают детей и поддерживают старших родственников. Мир меняется и это государственный аппарат должен меняться вслед, а не пытаться изменить человеческие чувства и семьи для своего удобства.

Я принципиально не хотел стерилизации, так как считал это антигуманным и нарушающим права человека. Я в любом случае собирался обойти это требование и для этого я внимательно прочел закон №60, который тогда регулировал документацию по коррекции пола. Каково же было мое удивление, когда я понял, что в тексте закона нет требования стерилизации! Там требовалось просто медицинская справка о «смене/коррекции пола», а какая конкретно — не уточнялось. У меня после мастэктомии была бумага с нужной формулировкой. А требование комиссии о стерилизации было рангом ниже закона. Получалось, что комиссия превышала свои полномочия и незаконно принуждала людей, просто об этом практически никто не знал.

В ЗАГСах крупных городов Украины, которые уже давно работали с комиссией (крупные города — больше трансгендерных людей), мне бы не получилось поменять документы без справки о стерилизации. Они бы «уперлись» в наработанную схему и пришлось бы действовать через суд. Но в Крыму этого не было, и я смог действовать четко по закону, без учета требования комиссии. Начал смену документов в феврале 2014 года, еще успел поменять свидетельство о рождении, но паспорт – уже нет. Из-за аннексии Крыма номера бланков паспортов в Крыму уже признали недействительными. Я поехал получать паспорт в Новотроицкое, пгт в Херсонской области, куда направляли жителей Крыма по всем документационным вопросам. Там мне повезло, мою ситуацию в местном ЗАГСе совершенно спокойно восприняли и выдали новые документы буквально за два часа. Я был счастлив. Для многих документы – подтверждение новой идентичности, а я был просто рад, что все сложности с несоответствием документов позади.

О поддержке близких

Летом 2011 года, когда я начал принимать гормоны, я активно занимался историческим средневковым боем и несколько раз в год ездил на соревнования. И так получилось, что как раз ко времени одного массового мероприятия я перешел на «full-time» и начал горомонотерапию. Это был мой первый опыт массового каминг-аута, когда я всех знакомых там информировал о том, что я начал трансгендерный переход и ко мне теперь обращаться по новому имени и в мужском роде. Я заметил, что все очень зависит, как ты подаешь такие новости – если ты ставишь окружающих перед фактом, говоришь уверенно, то большинство ловит эту волну уверенности и достаточно адекватно реагирует. У меня была поддержка друзей, что создавало мощный психологический щит. Парень, с которым мы тогда были в отношениях, также оказал мне неимоверную поддержку, за что я ему безмерно благодарен. Не представляю, как для него было непросто услышать от любимой девушки, с которой прожили шесть лет (к тому же для нас обоих это были первые отношения), что на самом деле она — совсем не «она». Но с его стороны я всегда получал в этом вопросе только понимание и поддержку. Через какое-то время мы расстались: в целом динамика наших отношений к этому шла и без моего перехода. Но, думаю, сыграло и то, что ему все же нравятся девушки, а не парни. Я, кстати, в прекрасных с ним отношениях, он женился на нашей общей подруге, и мы с моим парнем и их пара, наверное, лучшие друзья.

На самом деле я понимаю, как мне повезло. С родственниками и близкими не было проблем. Хотя мама потом рассказывала, что очень переживала за меня, за здоровье, как пройдет операция. Бабушка с дедушкой тоже понимающе все восприняли. Они, правда, иногда оговариваются не в том роде, но я не обижаюсь, просто поправляю, а они тут же извиняются. Я понимаю откуда ошибки: мы не живем вместе, и они не общаются со мной постоянно, а привычке называть в женском роде несколько десятилетий — за несколько встреч в год ее сложно перебороть. Ну и в возрасте они уже. А с мамой, кстати, таких проблем нет — она у меня вообще супергероиня, снялась со мной для социальной рекламы в метро, мы там с ней так и были указаны как трансгендерный ребенок и мама, которая принимает его.

Брат долгое время избегал родовых окончаний, общаясь со мной, а за моей спиной представлял меня как сестру. Я узнал об том случайно и хохотал, представляя бедных людей, которые ожидали после его слов увидеть «сестру», а видели меня. Правда и неприятные эмоции тоже были из-за такого его непризнания моего гендера. Был показательный случай, когда на дне рождении моей мамы девушка брата обратилась не ко мне, а к моей подруге, стоящей рядом, которую она приняла за меня. Это был забавный конфуз для брата, который дал ему возможность понять, как люди видят меня со стороны. Ко мне с тех пор он стал обращаться в мужском роде.

О дискриминации на работе

Если говорить об абсолютном большинстве, то транс-люди сталкиваются со страшной дискриминацией. Несколько месяцев назад знакомый, который работал официантом в кафе, начал транс-переход. Пока он выглядел как девушка (пусть и маскулинная), позиционировал себя как девушка — особых проблем не было. Когда он начал переход, то коллектив его поддержал, но владелец заведения сказал прямым текстом: «Что это за чудовище? Нам такого не надо». И уволил его. Это дело ведут юристы и, надеюсь, получиться довести его до суда и выиграть.

Мы с нашей инициативной группой «АдаманТ*» в прошлом году провели исследование о социальном и экономическом положении трансгендерных людей в постсоветском регионе. Откликнулось около полутысячи трансгендерных людей, это действительно много, потому что сообщество очень скрытое. Три четверти из ответивших сталкивались с трансфобией на работе в той или иной мере. Она проявляется по-разному – от сплетен за спиной и дурацких шуток до травли, избиений, угроз убийства. И я думаю, что ситуация с трансфобией на работе на самом деле хуже. Все эти анкеты были в основном из крупных городов, где уровень знания о вопросах ЛГБТ все же выше. Практически не было анкет из маленьких городков — я уж не говорю про села — так как до них трудно дотянуться даже через соцсети, люди из таких мест вообще боятся где-то заявить о себе. Мы просто не знаем всего масштаба.

Есть такой нюанс – если трансгендерный человек умирает, его хоронят родственники, которые часто не хотят эту информацию открывать. Мне рассказывали о случае, когда умерла транс-женщина, которая жила в этом статусе уже десять лет, и на ее похороны не пустили друзей, подруг и любимого человека, похоронили под мужским именем, хотя даже документы она давно поменяла. Так настоящая личность человека делается невидимой. Также, если случаются избиения, убийства, то часто сам трансфобный или гомофобный мотив не открывается. У нас же нет криминальной ответственности за преступления на почве ненависти. Мы пытаемся это изменить, но пока законодательно они не прописаны. Что там говорить, если даже из трудового кодекса вынесли упоминания о дискриминации по гендеру и ориентации. Именно поэтому очень важно отстоять внесение этой поправки в новый трудовой кодекс: ведь выбросили не только ЛГБТ, выбросили вообще всех — людей с инвалидностью, многодетных матерей, другие уязвимые группы. Мы будем делать акцию в день голосования и приглашаем присоединиться всех, кто понимает простую истину: закон либо равно защищает всех, либо не защищает никого.

Об опыте жизни в обоих гендерах, транс*маскулинности как инструменте поддержки равенства, Тангарр Форгарт расскажет 24 ноября во время своего выступления на четвертом SHE Congress .

Чтобы получить возможность бесплатно посетить конгресс, заполните регистрационную форму .

Продолжение следует.

Беседовала Галина Ковальчук. Фото: из личного архива Тангарра Форгарта

— Читайте также: Влияние пола на карьеру — уникальный опыт трансгендеров