Жертва № 1: Виктимблейминг в историях домашнего насилия

Как мы сформировали культуру изнасилования

27.04.2018

Решившись заговорить, жертва домашнего насилия рискует многим, но самый большой риск в нашем обществе в том, что ей не поверят. Писательница и социальный работник при департаменте полиции Ким Саймон пишет о том, как выстоять в борьбе за себя.

Снимите брюки

«Снимите, пожалуйста, брюки», — говорит он ей, в его руке фотоаппарат, он такой же незваный гость на вечеринке, на которую никто из нас не хотел бы идти. Она сидит, сгорбившись рядом со мной и ее глаза спрашивают: «Это необходимо? После всего того, через что я прошла?» Я хотела бы обнять ее, сказать, чтобы она знала, что она не одна, что мы обе через это прошли, но я молчу. Сейчас его время. Она встает, покорно выполняет его команды: «Теперь повернитесь спиной. Покажите внутреннюю поверхность руки. Поднимите волосы. Повернитесь правым боком». Фотоаппарат щелкает, она поворачивается, показывая следы побоев. Я знаю, что ей очень неловко, мне жаль, что ей приходится быть здесь, но я знаю, что раз она пришла в полицейский участок, чтобы заявить о домашнем насилии, то эти фотографии помогут убедить судью принять меры к ее защите. Фотоаппарат все щелкает, она выполняет его команды. Мы находимся в полицейском участке, в той же комнате, в которой ведутся допросы подозреваемых. Это то, как выглядит домашнее насилие. В полицейском рапорте за сегодня она будет значится как «жертва №1». Ирония в том, что и ее тоже многие будут подозревать во лжи и клевете. Я — советник по домашнему насилию при департаменте полиции, сегодня это первая женщина, которая пришла сюда, а сейчас только 10 часов утра.

Жестокая игра

Мы, те, кто работает со случаями домашнего насилия, не говорим об этом вслух, но процесс заявления о домашнем насилии похож на жестокую настольную игру, где фишка может двигаться вперед или возвращаться назад на несколько ходов. Иногда жертве в этой игре невозможно победить.

Она звонит в полицию (вперед на три поля). Офицеры приезжают, но абьюзер спокоен и рассказывает полицейским-мужчинам очень убедительно о том, какая она нервная сегодня, что она первая на него напала. Полиция уезжает (фишка возвращается на старт). Когда абьюзер на следующий день выходит из дома, она находит листовку с информацией о домашнем насилии, которую ей дала полицейская, приезжавшая на вызов в прошлый раз. Советник по борьбе с домашним насилием берет трубку (вперед на целый круг). Женщина приходит в участок, в комнату, где нет окон. Доброжелательная сотрудница принимает заявление, но вот ее вопросы не кажутся такими дружественными: «Где именно вы получили побои? Покажите, пожалуйста, телесные повреждения. Раньше он вас бил? Как правильно пишется его фамилия?» Она объясняет жертве, что такое защитное предписание, но та инстинктивно спрашивает, могут ли из-за этой истории у нее отобрать детей, звонить ее работодателю, что вообще еще может случиться (фишка скользит вниз по полю). Сотрудница объясняет, что если абьюзер нарушит предписание, он может быть привлечен к уголовной ответственности. «Если я выживу», — думает жертва. Все это происходит еще до официального обвинения, до открытия производства в криминальном деле, до ареста, суда, приюта для жертв насилия, нового телефонного номера, соглашения об опеке над детьми, походов к психологу. «Давайте задокументируем ваши побои, так мы сможем присоединить материалы к заявлению».

Game over

К тому времени, когда жертва приходит для того, чтобы сфотографировать побои, над ней не раз уже совершилось насилие со стороны абьюзера. Насильник применяет хитрые стратегии, он обаятельный и привлекательный, он вежливый и мудрый, он знает, что ему поверят. Он знает, как посеять сомнение в людях. В полицейских, друзьях, соседях, судьях. Если бы он этого не умел и не мог, его власть бы исчезла. Его жертва, когда делает шаг в полицейский участок, об этом знает. Она знает, что этот шаг может убить ее. Поэтому она разрешает фотоаппарату щелкать.

Слова всех жертв насилия поддаются сомнению, не только тех, которые обвиняют высокопоставленных мужчин. Сомневаются учителя их детей, родные и даже полиция, которая должна их защищать. Сомневаются СМИ. Но сомнению не обязательно выходить на государственный уровень, достаточно поселить его в измученном сердце жертвы, там, где когда-то жило уважение к себе.

Адвокаты советуют и без того ловким абьюзерам, что, как, где и кому говорить. Они в своих речах обвиняют жертву, возмущаются ее «наглой ложью», ее «ненасытностью к деньгам», они стыдят ее, они красочно расписывают, как пострадали от ее «преступного поведения», и убедительно изумляются, «какой гадкой может быть женщина».

Когда ты начинаешь говорить о насилии, совершенном над тобой, твои обидчики получают разрешение на все, будто того, что они могли делать с тобой раньше, было мало. Доказывать, что насилие имело место, должна жертва, но правила игры постоянно меняются: «А почему вы не вызывали полицию, а почему вы не сказали ему прекратить, а почему вы не ушли?»

Культура абьюза

Мы сами сформировали культуру насилия, потому оно остается практически безнаказанным или наказывается какими-то неадекватными ситуации мерами. Это причина, по которой мужчины вроде Ларри Нассара (бывший врач национальной сборной США по гимнастике, которого более 100 женщин обвинили в изнасилованиях и сексуальных домогательствах, — прим.ред.) могут улыбнуться и пожать руку офицеру полиции, который приехал на вызов, взять его под локоток и поговорить по-братски. Женщины молчат, потому что они знают, что система устроена не для того, чтобы спасать их. Если программа новостей показывает фото богатой белой женщины с синяком под глазом и ей не верят, то какие шансы у малообеспеченных? Наше общество говорит им: «На твою жизнь наплевать, ты никто, я не слышу тебя, то, о чем ты говоришь — твои личные проблемы, поработай-ка над собой».

Мы, общество, глумимся над этими женщинами так же, как и их абьюзеры. Домашнее насилие это не про секс-игры, это не про «он ей сказал, а она ему ответила». Это про мучения, разрушающие жизнь жертвы. Это про власть и контроль.

Но мы можем это изменить, если создадим платформу, где женщины смогут рассказывать о своих историях.

Мы можем просто верить им, верить без «но» и без «если», еще до того, как увидим фотографии синяков.

Мы можем поддержать их голоса до того, как их партнеры заглушат их своими. 

Мы можем создавать больше шелтеров для жертв насилия, можем определить молодежь, которая в группе риска, можем создавать и внедрять специальные программы для полицейских, подбирать тех, которые ценят и уважают женщин.

Мы можем защищать права всех меньшинств.

Семейное насилие — это не семейная проблема. Это наша проблема.

Когда фотоаппарат перестал щелкать и фотограф ушел, жертва №1 оделась и села рядом со мной. Я тихо сказала: «Мне так жаль, что это должно быть частью процедуры. Но вашей вины нет ни в чем. Когда вы будете готовы, мы сможем обсудить, что будем делать дальше, чтобы вы были в безопасности».

Источник: shondaland.com

Фото: Керсти К

— Читайте также: Домашнее насилие: Что изменит новый законопроект

Новини партнерів