Жизнь в «гетто»: Чему вам точно стоит научить себя и детей

Людей, которые хоть на толику отличаются от «обычных», часто воспринимают то с вызовом, то с сарказмом, а то и вовсе отказываются воспринимать. Но они не сдаются и борются за свои права и находят поддержку — среди родных и друзей, СМИ, правозащитников и толерантного общества, такого, которое собрал SHE Congress. В панельной дискуссии «Воюя на разных полях боя», проведенной адвокатом Еленой Коноваловой, поделились своим опытом, болью и достижениями Ульяна Пчелкина, телеведущая, общественный деятель, первая чемпионка мира по карате среди девушек на колясках; Константин Зазирный, боец батальона «Киев-2», отец Саши Зазирного, подростка, которого травили в школе из-за его цвета кожи; Анна Шарыгина, активистка ЛГБТ-движения, программная директорка «КиевПрайд»; Лариса Денисенко, посол доброй воли ООН, писательница, адвокат; Елена Стрижак, председатель правления БО «Positive Women», член правления Международного общества женщин, живущих с ВИЧ.

Лариса Денисенко

Якщо говорити про виклики та несправедливість, то я з дитинства намагалася їй протидіяти. Зрозуміло, що тоді я не могла формулювати, що таке дискримінація чи що таке протидія дискримінації, але я розуміла, що таке несправедливість, отже намагалася їй протидіяти. Я переконана, що якщо ми будемо вбачати в кожній і в кожному з нас людину, особистість з усіма перевагами і вадами, то абсолютно усім нам буде легше жити та легше дихати нашим дітям. Я щиро сподіваюся, що вони будуть зростати в більш здоровому суспільстві, де в принципі не буде прийнято ділити світ на нормальних та ненормальних. Це може починатися з будь-кого з вас. Просто, коли відчуваєте несправедливість, спочатку спробуйте не заплющувати на це очі, потім говорити з людьми, потім боротися за людину чи за групу людей. Я зараз займаюся тим, що борюся з права різноманітних груп людей. Моя адвокатська робота — це передовсім представлення інтересів, захист прав і свобод людей, які поки що належать до уразливих груп у нашому суспільстві. І пишу я книги задля того, щоб діти не почувалися зацькованими нашим суспільством тільки тому, що комусь не подобається, якими вони є.

Як побороти дискримінацію? Справа в тому, що в кожному з нас живе латентний дискримінатор чи дискримінаторка. Ви можете бути здивовані, якщо покопаєтеся у собі. Але не можна усе звалювати на людину, яка від дискримінації потерпає. Треба працювати з більшістю, фактично з усіма нами. Перший крок ми з вами уже робимо, бо говоримо про це відкрито. Насправді, дискримінація існує всюди, тож треба просто бути сильним, сильною та усвідомлювати, що від того, що ти добріше ставишся до людей, люди будуть ставитися добріше для тебе. Доброта — це не слабкість. А проблему дискримінації можна долати тільки власною комунікацією. Важливо також розуміти, що толерантність — це не про любов, а про терпиме ставлення. Ви не повинні висловлювати свою неповагу та позбавляти людину тих прав, які самі маєте, тільки через те, що вас у ній щось не влаштовує. Якщо стається бодай один такий випадок, це треба виносити на поверхню у суспільній, правовій, історичній площинах.

Анна Шарыгина

Я включилась, когда отец моего ребенка позвонил мне после того, как я опубликовала пост в фейсбуке, и сказал: “Аня, сколько можно? Ты все время вот это пишешь, как будто у тебя какой-то надрыв в жизни, как будто вокруг одна несправедливость и ты ее все время видишь!” Я подумала: и вправду, зачем мне нужна эта борьба бесконечная? И я приняла решение просто жить в свое удовольствие. Но мне стало еще сложнее этого всего не замечать. Просто жить не получается, даже если бы и хотелось.

В моей жизни был период гетеросексуальной жизни, сейчас период гомосексуальной жизни, и я понимаю разницу, как обо мне говорили тогда и сейчас. Моя партнерша представляет меня своим родителям просто как подругу и говорит, что мы живем вместе, чтобы экономить на съеме квартиры. И такие вещи невозможно не замечать. Можно прикинуться “овощем”, но мне кажется, что жить — это думать, а думать и ничего не делать просто невыносимо.

Самый тяжелый случай дискриминации, который меня больше всего трогает, это когда через ребенка достают его мать. И моему сыну, у которого сейчас наступил пубертатный период и сместился фокус со взрослых на сверстников, говорят об этом. Он приходит из школы и говорит, что у него спросили, а правда ли то, что пишут о твоей маме в интернете? Мне стало неприятно, ведь мы никаких законов не нарушаем. Что я должна сделать? Перевести сына в другую школу? Еще меня очень задевает практика коррекционного насилия. Я знаю о случае, когда родители девочки-лесбиянки наняли парня, чтобы он ее изнасиловал и таким образом она узнала, что такое быть «настоящей женщиной». Такая практика есть, и то, что мы о ней не знаем, не означает, что ее не существует. Это значит, что люди, с которыми это происходит, не могут об этом сказать, или люди, которые их окружают, недостаточно чувствительны, чтобы задать им вопросы. Как это изменить? Женщин часто приучают быть покорными, смиренными и тихими. И первый шаг, который может сделать женщина, это сказать: «Стоп! Мне не смешно, когда вы шутите о блондинках. Анекдот про сексуальное насилие — не смешной. Мне неприятно ваше внимание и я не хочу вам улыбаться». Иногда женщина должна себе позволять быть недовольной тем, что на нее давят. И позволять себе быть недовольными дискриминацией — одна из первых и простых вещей, которые мы могли бы делать.

Елена Стрижак

Моя история началась 17 лет назад, когда мне сообщили, что у меня есть ВИЧ. Сложность заключалась в том, что я была беременна, и в том, что на тот момент не было лечения. Мне не дали никаких гарантий, сколько я проживу — 5 лет или 15. Мне сказали, что то же самое касается и моего ребенка — все зависит от бога, от случая, — будет ли этот ребенок ВИЧ-инфицирован или нет. Когда я приняла этот факт и научилась жить с этим, не думая каждый день в негативном ключе, я посчитала, что о моем диагнозе знает только мой лечащий врач и пара его коллег-медиков. Я никогда не думала, что я смогу об этом свободно говорить и не стесняться. Цель моего каминг-аута, который произошел уже давно, — дать понять другим женщинам, что они достойны полноценной жизни. ВИЧ — это не приговор, это не влияет на нашу ценность и полноценность.

Ключевое событие в моей жизни произошло год назад, когда меня пригласили принять участие в телепроекте «Супермодель по-украински», в рамках которого участницы должны были встретиться с ВИЧ-инфицированными людьми. До этого я давала интервью и выступала, но перед более узкой аудиторией. После этого проекта мне стало еще проще жить, и те люди, которые раньше боялись задавать вопросы, начали этим интересоваться. Я рада, что могу показать им полноценность жизни с ВИЧ, что женщины с ВИЧ могут иметь абсолютно здоровых детей. Это рушит стереотипы, которые нам привили много лет назад.

Я уже лет пять не сталкивалась с дискриминацией, однако меня очень задел один случай: мою дочь приняли в детский сад, а она не ВИЧ-инфицирована, но когда я принесла справку, где был указан мой диагноз, мне резко ответили, что мест нет, в общем нашли причины, чтобы мне отказать. Через 8 лет мой сын, который тоже не ВИЧ-инфицированный, пошел в этот садик. Я и члены моей команды приложили немало сил, чтобы преодолеть этот уровень дискриминации, который у нас есть в системе образования и охраны здоровья.

Уляна Пчолкіна

Моя історія теж почалася в дитинстві, бо завжди захищала тих, кого ображали і неправда викликала обурення. Мій брат, якого вже, на жаль, немає серед нас, мав інвалідність від народження. Мабуть, тоді і почалася моя боротьба за відстоювання його прав, бо він мав візуальну відмінність. У 21 рік я завдала мамі клопоту — потрапила у ДТП і сама стала людиною із інвалідністю. Брат тоді ще був живий, він сказав мені: «Ти не маєш права здаватися, якщо ти тут залишилася. Якщо ти бачиш та чуєш мене. Отже твоя місія ще не завершена, якщо ти повернулася звідти сюди. Ти маєш жити далі». Насправді, жити не хотілося, я розуміла, що мамі важко, бо вона сама із двома дітьми, які мають важку інвалідність. Тож я намагалася покинути цей світ за власним бажанням. Я не соромлюся про це говорити, бо всі ми люди, всі ми слабкі. Але найголовніше — зрозуміти, що кожен із нас, якщо він зараз є тут, то він і має тут бути. Це його завдання. Шлях до громадської діяльності проклав табір реабілітації, де люди із такими самими травмами вчать інших, як жити, отже я займаюся цим вже 10 років.

Щодо дискримінації людей із інвалідністю, то тут можна цілу конференцію про це зробити. Але я можу не розуміти, як це  — спати із жінкою, я не знаю, як це  — жити із ВІЛ-позитивним статусом, але я розумію, як це  — ставати на місце людини. Коли ми дивимось через любов на кожну людину та ставимо себе на її місце, то ми не будемо говорити ні про яку дискримінацію. Ми можемо не розуміти інших. Але зневажати та ображати тому, що людина інакша, ми не маємо ніякого права.

Константин Зазирный

17 лет назад я встретил темнокожую девушку, мы полюбили друг друга и поженились. Через год у нас родился ребенок, и я никогда не думал, что в нашей стране могут возникнуть проблемы из-за цвета кожи, но так или иначе, они возникают. Когда мой сын подрос, он приходил из садика и жаловался, что не хочет быть темнокожим, а хочет иметь такой цвет кожи, как у меня, что с ним не играют другие дети. В школе тоже были проблемы, однако тут многое зависит и от воспитания детей, и от нежелания педагогов работать с данной проблемой.

Не могу себя назвать активистом. Я, скорее, латентный активист, который, если видит, что кого-то обижают, не пройдет мимо. Я считаю, что проблему любой дискриминации решать нужно на этапе воспитания детей. Я не могу сказать, что мой ребенок каждый день с ней сталкивается, просто все зависит от невоспитанности общества, в котором он находится или находился. Если бы у него были веснушки или нос с горбинкой, для детей это все равно могло бы стать поводом, чтобы издеваться. А так цвет его кожи был фактором, из-за которого он терпел насмешки. Сейчас ему 16, он мастер спорта по боксу и все ситуации разруливает сам. Но было время, когда я приходил в школу буквально ругаться с директором, со школьным психологом, которая пыталась бороться с агрессией моего сына. Конечно, проще одного ребенка заставить втянуть голову в плечи, чем работать над воспитанием сотни детей, донося до них понятие толерантности по отношению к абсолютно разным людям. 

Записала Ира Керст. Фото: Алена Владыко

— Читайте также: Домашнє насильство: Що (не) змінюється у законодавстві