Какой воспитанный: Cекс как предмет обучения

Правильные углы подачи ребенку того, чего не было в СССР, но есть на каждом углу сегодня

15.03.2017

О сексе и связанных с ним темах у нас довольно долго не говорили, тема была табуированной, запретной. Сейчас информации много и я часто сталкиваюсь с ней, даже когда специально не ищу. В круговороте из скандалов вокруг сексуального насилия в школах, разговоров о сексуальном просвещении, сексуальном согласии и различных флешмобах очень легко запутаться. Поэтому я обратилась с вопросами к Максиму Жидко, кандидату психологических наук, практикующему психологу-психотерапевту, который активно занимается психологическим просвещением в своих авторских проектах.

О сексуальном воспитании

Недавно известный ресурс pornhub запустил свой проект для сексуального просвещения, где сексологи, врачи, блогеры будут рассказывать о предохранении, физиологии, построении отношений, сексуальной жизни. Кто, на ваш взгляд, должен заниматься сексуальным просвещением, какой-то социальный институт — родители, школа, общественные организации или подобные ресурсы?

Я думаю, что вопрос сексуального просвещения необходимо дробить на более частые вопросы. Сексуальное просвещение в целом — это как вообще просвещение. Есть отдельные сегменты со своими запросами. Сексуальным образованием должны заниматься в первую очередь люди, которые являются референтными для этой аудитории, вызывают доверие. Не только компетентные эксперты, а люди, способные говорить с аудиторией на понятном для нее языке. Если брать этапы жизни человека, то на уровне семьи — это должны быть родители, когда ребенок попадает в детский сад — первый институт социализации, там должны быть программы. Когда человек попадает в школу, должна быть программа по сексуальному воспитанию в школе. А вот дальше — должны быть программы, позволяющие, например, школьнику, согласно его возрасту углубить и расширить свои знания об интересах в этой сфере. Это могут быть научно-популярные книги, телепередачи, блоги. Все зависит от аудитории. Основная проблема сегодняшнего сексуального воспитания состоит в том, что оно очень общее — многие вещи просеиваются, — ячейка сита слишком велика. Вторая проблема — люди, которые этим занимаются, не пользуются уважением и доверием аудитории. Либо аудитория им доверяет, но, вместо опоры на фундаментальные знания, они начинают делиться своим личным мнением, которое часто противоречит научным источникам.

Вы говорили о том, что сексуальное воспитание должно начинаться в семье с совсем маленького возраста. Это разговоры об интимности, теле?

В сексуальном воспитании надо следовать за познавательным запросом ребенка. Когда ребенок в своем опыте сталкивается с чем-то, что касается темы сексуальности, это вызывает у него интерес. Необходимо ему объяснять на доступном для него уровне. Если мы начнем маленькому ребенку рассказывать о механике полового акта, его это испугает. У него и так есть очень негативный опыт всовывания — трубочку в попу для газоотведения, ложку в рот. Когда ему говорят, что «дядя всовывает в тетю», это для него тоже будет чем-то страшным и неприятным.

Ребенку нужно объяснять, что тело — это не страшно, оно создано для удовольствия. Если ты чувствуешь что-то неприятное или болезненное, это означает, что ты делаешь с телом нечто неправильное. И ты имеешь право чувствовать неприятное. И не один человек в мире не имеет право делать тебе что-то неприятное без твоего согласия на это.

У меня есть несколько практических вопросов — с какого возраста родитель не должен переодеваться при ребенке?

Примерно в возрасте 2-3 лет ребенок осознает, что есть мальчики и девочки, и они различаются. В этот момент у ребенка просыпается любопытство, ему интересно разобраться, как все устроено. Ребенок начинает подглядывать и интересоваться. Я думаю, в этот момент стоит поговорить с ним и объяснить, что человек обнажает свое тело и на него можно смотреть только с разрешения этого человека. В этом ничего плохого нет, но разрешение — это важно. Если мама ушла в другую комнату и закрылась, то не нужно туда ломиться. А маме, естественно, надо понимать,что ее переодевание при ребенке означает для него разрешение. Не стоит потом приходить к психологу и говорить: «О ужас, я переодевалась перед ребенком, а он смотрел на меня «таким» взглядом». Это бессмысленно, потому что она же ему это и позволила.

Нужно ли спрашивать ребенка о том, можно ли к нему прикоснуться, нарушить его границы? Или рассказывать ему, что чужие люди не должны к нему прикасаться без разрешения. Я думаю, что во всем должен быть здравый смысл. А здравый смысл говорит нам о том, что сказав ребенку, «к тебе никто не имеет права прикасаться без твоего разрешения», вы потом не сможете его к врачу спокойной отвести. Тут очень легко дойти до абсурда. Ребенку стоит говорить, «никто не должен делать тебе неприятно или прикасаться к тебе без присутствия родителей».  А что касается родителей, ребенку нужно сказать, что «если мы тебе делаем тебе что-то неприятное, то ты должен нам сказать об этом». Ребенку нужно донести, что он может сразу сказать вам, если вы сделаете ему больно или неприятно, и если это не связано с его здоровьем и безопасностью, вы прекратите. Как вы ему клизму делать-то будете? Ведь это тоже неприятно.

— Читайте также: Недетское кино: Что делать, если вы застукали своего ребенка за просмотром «взрослых» фильмов

Я встречала мнение среди родителей, что разговоры о сексе могут спровоцировать раннее начало половой жизни.

Я думаю, что это такой же миф, как и «просмотр порнографии влияет на количество извращений или половую жизнь». Когда есть табуированная тема и родители напряжены в каких-то разговорах, это будет провоцировать любопытство и интерес. Способны ли ранние занятия математикой спровоцировать интерес к механико-математическим наукам? Ну, если у ребенка есть задатки и способности, то может быть. Но в общем-то вряд ли.

О сексуальном согласии:

Вопрос о сексуальном согласии — это тема, о которой необходимо говорить и с мальчиками, и девочками, даже в первую очередь с мальчиками. Но она все еще остается неоднозначной и у взрослых. Я от многих мужчин слышала мнение, что если прерываться во время прелюдии, для получения четкого согласия, то так убивается игра и романтика, отношения становятся формальными, мы так заключаем какой-то контракт.

Отношения двух взрослых людей — это и есть определенный контракт. Контракт, в котором они осознают выбор, вытекающие из этого выбора права или бонусы, а также обязанности, то есть плату за те бонусы, которые они получают. Эти возражения можно сравнить с походом в кино, когда говорят «знание того, что ДиКаприо в конце утонет, убивает все удовольствие от фильма». Вы играете в игры либо осознанно, либо неосознанно. Вот кино — это осознанная игра, от которой вы способны получить массу удовольствия. Когда вы начинаете притворяться, вам начинают устраивать кино в жизни, закатывать истерики и от этого вы не получаете удовольствие. Зато без контракта все естественно.

Наличие договора о чем-то повышает удовольствие. Мужчина твердо уверен, он сказал: «Если тебе что-то не понравится, ты мне скажешь «нет» и мы остановимся». И вот, он не слышит от женщины «нет», значит, он может делать все. То же самое касается и женщины. Они четко проговорили — она доверяет ему, он доверяет ей. А когда ничего не проговорено — это напрягающая ситуация неопределенности, ситуация, в которой они не знают, насколько далеко можно зайти.

Я понимаю, почему люди так говорят. Есть фильм «50 оттенков серого», где полтора часа они по пунктам, долго и занудно, выясняют — может ли он вставлять ей анальную пробку или нет. Но, вероятно, это не совсем связано с сексом, он и в жизни такой же зануда.

— Читайте также: Неприкосновенность тела: Как говорить о согласии в сексе с детьми разных возрастов

О сексуальном насилии в школах

За последнее время в прессе часто всплывала тема насилия в школах — ситуация с «лигой школ», с «57 школой», американка, которой дали большой срок за секс с учеником. Вот эти славянские истории объединяет то, что жертвы не рассказали родителям в тот момент, когда все происходило. Подробности стали известны, когда они стали уже взрослыми женщинами. Почему так происходит? Как выстраивать отношения с детьми, чтобы этого не происходило, чтобы не замалчивалось? 

Давайте начнем с первого. Любые отношения, которые происходят между власть имущими и людьми подчиненными, — это разновидность инцеста. Между учителем и учеником, преподавателем и студентом, духовным гуру и последователем. В любом таком случае наличие сексуальных отношений — это инцест. Что происходит в семье в ситуации инцеста? Для ребенка — это грязь, если она выйдет на поверхность, пачкает и его. Здесь есть момент индивидуальных переживаний, что его молчание поможет ситуации рассосаться и забыться.

Второе — если не брать США, в нашем пространстве родители и дети выросли  в убеждении, что они пыль — лагерная пыль по сравнению с большой машиной, в том числе с образовательной системой. У них нет уверенности, что протест против образовательной системы сможет ее побороть, как Давид Голиафа. Если ты идешь против системы, значит, ты наживешь себе таких неприятностей, с которыми потом счастливой жизни не будет. И человек говорит себе: «Так стоп, это было, это просто надо забыть». Более того, у ребенка нет доверия к родителям, что и они смогут побороть. В США есть представление: «Да, я не способен, но у меня есть родители, у них есть адвокаты, есть судебная система, с этим можно что-то сделать». А у нас все связаны друг с другом, круговая порука, все смогут договориться.



Третье — когда мы говорим о сексуальном насилии в школе, мы сталкиваемся с игрой взрослых на определенных потребностях детей. Дети знают, что в случившемся виноваты и они. Им стыдно и неудобно обвинить взрослого — там есть и немного их вины. «Я, конечно, понимала, почему он зовет меня заниматься домой в вечернее время, но все равно пошла». А учитель говорит: «Но я же приглашал ее не как учитель». 

Четвертое. У нас в обществе к сексуальному насилию между власть имущим и подчиненным относятся, как к чему-то тайному, но в принципе существующему. Мишель Фуко, французский философ, рассуждая о появлении ненормальных и практиках легализации власти, выделял три фигуры преступника, вытекающие друг из друга: монстр, исправимый индивид и мастурбатор. Вот как раз мастурбатор — это такой преступник, который осмеливается сделать, что делают все, но не признаются. Мне кажется, что учителя-насильники и есть такие фигуры. Они делают то, что в своих фантазиях делают многие из нас — используют власть для секса. Поэтому общество закрывает глаза на это. Когда такие вещи становятся публичными, общество реагирует «вот дурак, попался». Секрет Полишинеля — все делают вид, что этого не существует, но дома все практикуют.

Как же родителям не переживать, отдавая детей в школу?

У родителей должен быть ум и здравый смысл. Если они наблюдают изменения в поведении, это должно быть звоночком для разговора с учителем и директором. Какой бы рейтинговой школа не была, что бы про нее ни говорили, в первую очередь надо доверять своему ребенку.

Есть и другая сторона, дети могут использовать истории о приставаниях для манипуляций. Или ложные воспоминания, которые на самом деле фантазии? Что с этим делать?

Для этого у нас существует судебная система. Только суд решает, было преступление или нет.

Сам факт обвинения ставит клеймо на преподавателе.

В каждой профессии есть свой риск. У хирурга — заразиться при операции, у педагога это риск быть обвиненным в непедагогичности и некомпетентности, его действия могут быть неправильно поняты. Но решение всегда выносит суд, а не родители или директор школы. Так поступают во всем цивилизованном мире. Можно сколько угодно оправдывать себя, но есть данные экспертизы — следы, вещественные доказательства.

Американка говорила о том, что секс с ней был добровольным, по взаимному согласию. Я более чем уверен, что, с сексуальной точки зрения, она не нанесла какой-то травмы детям. Но она выступала как родитель в этой ситуации. В физиологии секса родителя и ребенка нет ничего преступного, это такой же половой акт, как и остальные. Но есть психологическое преступление, когда человек наделенный властью и обязанный заботиться, нарушает границы ребенка. Она виновата не в том, что занималась сексом, она виновата в том, что переступила через те ограничения, которые на себя взяла, став их учителем. Она переступила границы своей компетенции. Она взрослый человек, она знает, что такое закон и возраст сексуального согласия.
Даже если бы она вступила в связь с несовершеннолетним, с другой школы, она понимает, что у них нет возраста сексуального согласия и она нарушает закон.

Тема сексуального насилия над мальчиками у нас еще более жестко табуирована…

Да, особенно она табуирована в религиозной сфере. Недавний скандал в России, в Италии огромное количество, США… Это тот же инцест. Ведь к духовным учителям развиваются те же чувства, что и по отношению к родителю. Ребенок не может отказать родителю, особенно, когда это заворачивают в красивую обертку. Тема сексуального насилия в этих случаях еще и связана с этой красивой оберткой — «мы так станем семьей или ты познаешь Бога».

О #янебоюсьсказати:

У меня последний вопрос о #янебоюсьсказати. В разных социальных сетях вы неоднозначно высказывались об этой акции. Так все же, какая у вас позиция?

Я считаю, что женщины не должны молчать о тех ситуациях, которые с ними происходили. Как психотерапевт я понимаю, что даже этот флешмоб не показал масштаб трагедии, которая есть в реальности. Однако акция не только способствовала положительному интересу к этой сложной теме, но имела и множество отрицательных последствий. Любая акция — это феномен массовой психологии и он начинает жить по своим законам.

Этот флешмоб не был до конца продуман организаторами. Огромное количество людей, желающих привлечь к себе внимание, воспользовались акцией с этой целью. В своих историях они где-то драматизировали, а иногда и придумывали, чтобы охватить как можно больше аудитории. Посты читали девочки-подростки, а в них не объясняли, что делать. Просто рассказывали, как ужасно жить им, их мамам, бабушкам. Подобные вещи могли спровоцировать различные расстройства. Девочки, которые рассказывали свои истории, делали это не на сессиях у психотерапевта, а на большую аудиторию. И там происходила повторная травматизация.

А сколько мужчин-истериков? «Я чувствую вину перед всеми женщинами…» Я не очень понимаю, как мужчина, который не насиловал, может чувствовать вину за насильников. Ну или те, кто писал: «Так вам и надо», чтобы получить реакцию от женщин. Те, кто насиловал, так себя не ведут, это же следы в сети. Этой проблемой необходимо заниматься, но это работа должна быть продуманной. У флешмобов должны быть прописаны цели, задачи, критерии достижения этих целей.  В чем смысл этой акции?

В том, чтобы оценить масштабы.

Есть здравый смысл, есть наука. Для того, чтобы оценить масштабы, надо звать социологов, разрабатывать критерии оценки и с верифицированных страничек делать анализ. А сколько заявлений было написано после #янебоюсьсказати? Какой процент возбужденных уголовных дел? Сколько людей посадили? Я меряю все конкретными результатами.Да, есть #янебоюсьсказать, но есть и другая вещь «я не боюсь написать заявление», и между ними большая пропасть.

У нас есть проблема в протоколах и отношении правоохранительных органов к жертвам насилия, их допрашивают в травмирующей форме и т.д.

Тогда девушка должна написать в соцсетях: «Я собираюсь идти в полицию написать заявление, переживаю, что ко мне отнесутся плохо». Через пять рукопожатий находится юрист, журналист, которые идут вместе с ней, дело будет иметь резонанс и тогда полиции придется вести себя корректно. Это и есть гражданское общество. Его сила в объединении.

— Читайте также: Любви все возрасты: Как воспринимают секс 6 разных поколений женщин