Раду Поклитару: «Я — обыкновенный ортодоксальный артист балета в прошлом, просто сейчас занимаюсь немножко странным танцем»

О том, как становятся хореографами, где рождаются идеи новых постановок и в чем различие психологии балетмейстера и танцовщика

Профессию хореографа многие романтизируют: разговоры с музой по ночам, долгие часы, проведенные у балетного станка, и оттачивание каждого па в танцевальном зале у зеркала, а потом овации благодарного зрителя… Так бывает. Но было ли так у Раду Поклитару, хореографа и создателя театра «Киев модерн-балет»? В интервью для WoMo Раду рассказывает о том, как артисты балета становятся балетмейстерами, кем из хореографов он восхищается и что ждет ребенка, который выберет искусство танца для себя в качестве профессии.

Раду, как вы считаете, профессия хореографа — это сегодня все-таки больше про ремесло или про призвание?

В первую очередь это все-таки ремесло, как и любая другая творческая профессия, но если мы говорим о талантливых хореографах, то это, конечно, ремесло плюс призвание. В мире много хореографов, которых можно назвать, не побоюсь этих слов, — творцами и гениями. И есть люди, перед которыми я преклоняюсь. Я понимаю, что никогда не смогу ставить, как они. И это и не хорошо, и не плохо. Это просто невозможно по определению, мы все разные.

А кто эти люди?

Назову наиболее известные. Например, чешский хореограф Иржи Килиан, который долгие годы возглавлял Nederlands Dans Theatre, это швед Матс Эк, испанец Начо Дуато. И так далее.

Вы сейчас перечисляете имена мужчин-хореографов…

Хорошо. Продолжаю. Пина Бауш. Не все в ее творчестве я принимаю, но она была абсолютно удивительным явлением в искусстве ХХ века. И созданный ею театр, созданное ею направление в танце, попадая в руки не таких талантливых хореографов, как она, служит разрушению ценности сценического движения как такового. Потому что Пина Бауш провозгласила, что не обязательно быть профессионалом, и она брала людей с улицы и делала блестящие постановки. А сейчас, когда это делают другие, это удобно, модно, мейнстрим и чаще всего это плохо.

Конечно, в целом в мире танца больше хореографов-мужчин, их просто физически больше, так же, как и режиссеров, дирижеров. Вы же сами знаете, что исторически равенство полов было декларировано не так давно, и не может все вот так взять и внезапно измениться. А вот, кстати, арфистов мужчин, например, очень мало. Но они есть!

Чтобы стать первоклассным танцором или хореографом, по вашему, профессиональное образование необходимо? Или с улицы тоже приходят таланты?

Я знаю такие случаи, но они очень редки. Лучше, конечно, получать профессиональное образование, потому что шансов, что у тебя что-то получится, когда ты начал заниматься танцами очень поздно, практически нет. Кто тебя возьмет, если ты ничего не умеешь? Нужна база. Это же профессия. Вы бы пошли на прием к хирургу, который нигде не учился? Вот именно.

Где в таком случае получить хорошую танцевальную базу?

Я не готов рекламировать украинские школы.

Но вы же сами получали образование в ряде учебных заведений. Вы учились и в Одессе, и в Кишиневе, и в Перми…

Да, прекрасное училище я закончил в Перми. Оно входит в тройку лучших в Российской Федерации. Эту школу закончили три поколения в нашей семье: моя мама, я и мой племянник. Хорошая школа, замечательная, но сейчас это другая страна, сами понимаете. Вообще, в нашем театре «Киев модерн-балет» людей с академическим образованием не так и много. В основном это люди, которые занимаются профессионально современными танцами, но с самого детства и без перерывов. Главное, чтобы танцор был координирован, актерски открыт и, конечно, он должен владеть техникой классического танца, потому что в моем теле другой техники просто нет. Я — обыкновенный ортодоксальный артист балета в прошлом, просто сейчас занимаюсь немножко странным танцем, с точки зрения балета. Но все равно внутри меня абсолютно четкая классическая система координат.

«Дождь»

Ваше балетное будущее было предопределено с детства…

Сто процентов! У меня не было других шансов. В 4,5 года это случилось и все. Классическим методом обучения ребенка балету является училище, куда его приводят в 10 лет. Я не вижу ничего плохого в таком способе образования, но моей маме было невмоготу смотреть, как я сижу дома, и поэтому меня отдали за пять с половиной лет до того как. И мучили меня балетом…

Мучили?

Ну, конечно! Какой нормальный мальчик захочет ходить на танцы? Но я был послушный ребенок.

На что стоит обратить внимание родителям, чтобы понять, что танцы и балет — то, что нужно для их ребенка?

Если мы говорим о танцевальной карьере, то нужно открыть глаза, посмотреть на ребенка и честно себе ответить: физически он вообще похож на танцовщика? Потому что материнская любовь слепа и не замечает иногда каких-то очевидных вещей. Если же родители сами себе не доверяют, нужно показать ребенка какому-то профессионалу, который даст объективную оценку. Ребенок должен быть способным к танцам, чтобы не было в дальнейшем трагедии, когда человека неспособного отдают в профессию, где необходимы физические данные. Ведь не все становятся хореографами. Хореографу не нужны физические данные, вот я сейчас сижу на стуле и ставлю балеты. А для танцовщика данные важны.

И второе, я абсолютно убежден, что ребенок должен хотеть заниматься танцами сам, насильно ничего делать не надо. Уже в Пермском училище, лет в 14, я по-настоящему стал фанатом балета, а до этого я просто занимался, потому что был должен. Это было абсолютно закрытое заведение, как институт благородных девиц. Представляете, холодно, снег, в 8.15 утра у тебя урок классического танца, а завтрак в 8.00 и ты должен быстро съесть морковную запеканку, а спустя 15 минут стоять у станка. И тебе не хочется больше ничего: только спать и жрать. Так вот, в 8.15 я надевал балетную форму, а снимал ее в районе девяти вечера. И сейчас там точно так же. Поэтому это дело нужно любить.

До того, как стать хореографом, вы десять лет сами танцевали. В какой момент вы поняли, что хотите сменить амплуа?

Никакой сказки про идеального балетмейстера я вам не расскажу. Не все так романтично, как в кино. Я работал в Большом театре оперы и балеты Республики Беларусь, и меня периодически пытались забрать в армию. Осенью и весной, осенью и весной, и так это длилось бесконечно. Каким-то чудом я спасался в последнюю секунду, в армию я не хотел. В конечном итоге моя жена сказала: «Открывают факультет при консерватории, иди получать высшее образование, заодно закончишь, тебе будет 28 лет, и никто тебя уже не возьмет в армию». Вот так я и стал хореографом. Просто линял от армии. Я получил диплом, продолжал работать в театре артистом балета, и вдруг раздался звонок от замдиректора Молдавской национальной оперы Александра Максимова. Он приехал ко мне и стал уговаривать стать главным балетмейстером. Вы должны понимать, что карьера артиста балета в среднем длится лет 20, потом он выходит на пенсию. А у меня прошла ровно половина этого срока. Максимов мое согласие получил, и я поехал работать в Кишинев. А если бы я продолжил карьеру танцора, то только лет шесть назад бы вышел на пенсию. Это же ужас! Сколько всего бы я не успел сделать!

«Женщины в ре миноре»

Как думаете, люди какого склада добиваются вершин в вашей профессии?

В первую очередь дисциплинированные. Потому что это самоистязание, и нужно иметь силу воли, чтобы заставлять мучить себя. То есть либо дисциплинированный человек, либо мазохист. Идеальный вариант — дисциплинированный мазохист.

А как профессия хореографа поменяла вас за эти годы?

Я поправился. Работая руководителем театра сейчас, я больше времени провожу за компьютером, а не танцую. И практически каждый день занимаюсь у станка, хожу на уроки классического танца со своими артистами только для того, чтобы не поправиться совсем.

Если же говорить серьезно, когда ты из артиста балета превращаешься в хореографа, то меняется твое отношение к работе. Ты из принуждаемого превращаешься в принудителя, и это совсем другая психология.

Ваш типичный рабочий день — он какой?

Рано встаю, иду качаться, потом хамам. Затем сажусь за компьютер, общаюсь с импресарио. Если все вопросы решаю быстро, то могу позволить себе съездить в пригород Киева, погулять по лесу. Я — сумасшедший грибник. Потом приезжаю домой, в шесть часов мне нужно быть на уроке, в 19.15 — начало репетиции. Если работаем в авральном режиме, то репетируем до 23.00. Потом приезжаю домой и готовлю ужин, кстати, я хорошо готовлю. Сон, и так по кругу.

Но а как же рождаются идеи постановок?

Если мы говорим о большом спектакле, то технология одинакова всегда. Я должен создать некий текст, который называется «мысли по проекту». Я накидываю идеи, сам себе противоречу, обдумываю, потом это облекается в некую форму, которая похожа на сюжет балета. Для этого мне нужно выбраться из привычного круга общения и дел, мне нужно уединиться. Например, «Жизель» и «Вверх по реке», премьера которого состоялась недавно, я придумывал в Гааге. По две недели летом проводил в Голландии, купался там в море, куда никто больше и не совался, кроме меня, моржа. А потом приходил, садился за компьютер у окна с видом на море и придумывал новый балет. И вот недавно я придумал большой спектакль во время поездки в Ворзель. Ходил там по лугам и степям десятки километров в день, слушая музыку в наушниках, потом приходил в номер, и на балконе под зонтиком от слепящего солнца работал за компьютером. Я прослушал девять полных партитур этого спектакля, и дирижеры, — и покойные, и ныне здравствующие, — сами того не зная, проходили у меня кастинг в окрестностях Ворзеля.

«Вверх по реке»

Огромный кусок работы посвящается музыкальной партитуре. Сначала я делаю ее сам, а затем с этой самоделкой прихожу к профессиональному звукорежиссеру, мы многие годы работаем с Александром Курием, и я считаю, что он — лучший звукорежиссер нашей страны. Ну а дальше надо идти в зал и ставить, и ничего нельзя приготовить заранее. Идеи продолжают рождаться в процессе, в том числе и у моих артистов.

Когда вы понимаете, что все готово?

Никогда не понимаю. Я всегда знаю, что можно еще лучше. И это совершенно нормально. Есть такая фраза «всегда не хватает одной недели».

Современный балет и классический — это истории, которые идут рядом и не мешают одна другой?

Это разные виды искусства абсолютно. Сохранившиеся классические балеты — это, может быть, одна тысячная того, что было вообще создано в этом виде искусства. Их не так много, а создавалось же огромное количество, и то, что осталось, будет с нами навсегда. Классический балет — это уже музей. А современный танец — он живой, развивается, при том он бывает сценических и не сценических форм, уличный и андеграудный и так далее. Для меня в принципе все искусство, если мы говорим о танце, делится на скучное и нескучное. Если я засыпаю, это не может быть хорошо для меня.

Посоветуйте что-нибудь нескучное из балета, что стоит посмотреть и взрослым, и детям?

Современному балету в принципе не свойственен юмор, он больше про трагизм, надрыв и «все умерли». Поэтому редкие постановки заставляют улыбаться нас. Мы говорили с вами про Иржи Килиана, вот можно поискать его балет «Birthday». Килиан в свое время решил, что помимо двух составов Nederlands Dans Theatre — основного и молодежного — с теми стариками-гениями, с которыми ему жалко было расставаться, когда им исполнялось 40 лет, он сделает третий состав. И он ставил для них спектакли. «Birthday» был сделан именно для взрослых артистов, и это шедевр и с точки зрения юмора, и вообще, всего. Детей же может заинтересовать Филипп Декуфле с его телевизионной версией спектакля «Абракадабра».

По вашим наблюдениям, балетное искусство в Украине получает поддержку сегодня?

Сейчас в целом культура не является у нас приоритетом. Так было и до Революции Достоинства, до событий на Донбассе. А теперь еще и есть оправдание, что нет денег, так как в стране война. Но с нынешним министром культуры Евгением Нищуком и заместителем мэра Анной Старостенко намного проще иметь дело. Они не всесильные, но изо всех сил пытаются сделать то, что могут, в той системе координат, которая есть сейчас в нашей стране.

С октября месяца мы пытаемся получить независимый статус, потому что де-юре нас, театра «Киев модерн-балет», не существует. Мы плавно растворены внутри штатного расписания Киевского муниципального академического театра оперы и балета для детей и юношества. И я ни от кого не скрывал, что моя маленькая личная цель — создать постоянно действующий Национальный театр современной хореографии. У нас в стране много национальных театров, и я считаю, что мы достойны получить это звание. Но нельзя получить статус национального, не пройдя этап отдельного муниципального академического театра. Уже девять месяцев идет этот процесс, с октября, — практически как ребенка родить. Вместе с руководителем департамента культуры Киева Дианой Поповой и заместителем Николаем Шуляком мы прошли этот длительный путь, я даже научился ходить по комиссиям и говорить речи. Странное занятие для меня, но я аргументировал, что мы имеем право, потому что, я считаю, что мы приносим городу намного больше, чем получаем от него.

Беседовала Татьяна Касьян

— Читайте также: Дарья Лосева: «Работа генетика безумно интересная — ты постоянно бодришь себя новой информацией»