Таня Касьян
Лия Кэмпбел, писательница, мать, сама воспитывающая приемную дочь, автор книги Single Infertile Female, рассказывает о своем опыте донорства яйцеклеток и об извлеченных из него уроках.
Где-то там в этом мире живут двое детей. С моими генами. И я не знаю о них абсолютно ничего, кроме того, что они — близнецы, которым скоро им исполнится 9 лет, и что их родители безумно хотели детей и просто обожают их.
Десять лет назад я отдала свои яйцеклетки этой паре. Спустя несколько лет они вновь обратились ко мне с просьбой выступить в качестве донора яйцеклеток. Но на тот момент стало абсолютно понятно, что мой организм негативно реагирует на такую медицинскую процедуру. В свои 26 лет я сама искала варианты лечения бесплодия, потому что мои шансы зачать становились ничтожно малы.
Узнав, что я не смогу больше быть донором, эта пара прислала мне чудесное письмо. Они благодарили меня за то, что я для них сделала, и рассказали немного о детях. Они даже предлагали мне выслать фото и возможность открытого, а не анонимного общения в будущем.
Я так и не получила эти фотографии. И вообще ничего больше. Агентство, выступавшее посредником между нами, перестали отвечать мне, когда я уже была готова согласиться на общение. Я бы очень хотела увидеть снимки и рассказать о своем личном опыте лечения бесплодия.
Я звонила. Я слала электронные письма. Я даже сказала, что если они вдруг изменят свое мнение, пусть дадут мне знать. Но никакой реакции не последовало. Все эти годы я не знаю, что и думать. Может быть, эта пара решила, что лучше им не знать никаких подробностей о моей жизни. Хотя мне не хочется в это верить. Они были так добры и искренни в своем письме и, казалось, что они хотят продолжать общение. А если бы они передумали, в агентстве могли бы просто сказать об этом так, как есть. Вместо же этого, меня просто проигнорировали. Агентство также прекратили любую коммуникацию, заставив меня усомниться в них, в честности их бизнеса и в качестве услуг. Ответов, пожалуй, я так и не получу.
Когда я отдавала свою первую яйцеклетку, мы с медсестрой обсуждали возможные последствия. В том числе и бесплодие. Но она просто отмахнулась тогда, сказав: «Нет никаких исследований, подтверждающих подобные риски. Ты молода, здорова. С тобой такого не случится».
И правда в том, что я была молода и здорова, а цикл у меня работал, как часы. Мне не раз говорили, что я — прекрасный донор. До тех пор, пока спустя полгода в моем организме не начались сбои. В конечном итоге мне поставили диагноз — эндометриоз IV степени. Все доктора, с которыми я консультировалась, приходили к выводу, что заболевание развилось из-за донорства, так как это повлияло на гормональный фон. И только представьте, спустя три года после того, как я стала донором для пары, у которой теперь растут двое здоровых детей, мне пришлось проходить курс лечения от бесплодия самой! Дважды! И дважды неудачно.
Сейчас в 34 года я уже свыкаюсь с мыслью, что мне никогда не удастся забеременеть. Но я также не жалею о том, что тогда отдала свои яйцеклетки. Я знаю, что где-то в этом мире живут двое прекрасных деток, которых так хотели и которых так любят. И как я могу жалеть? Ведь я часть этого чуда.
Я также понимаю, что, сложись история иначе, я бы не удочерила мою девочку четыре года назад. А сейчас я просто не представляю свою жизнь без этой малышки. Я не могу представить, что воспитываю кого-то другого. Так что нет, я не жалею о том, что стала донором.
— Читайте также: Для других: 3 истории о суррогатном материнстве
Но я жалею о том, как мало у меня тогда было информации. Я жалею, что слепо верила медсестрам и докторам, которые утверждали, что процедура абсолютно безопасна. Ведь теперь я знаю, что подобных исследований никто не проводил. Нет, конечно же, есть определенные исследования и наблюдения, но они проводились с женщинами в возрасте ближе к 40 годам, и, как правило, у всех них были те или иные проблемы, которые привели к бесплодию. Как это касается 20-летних здоровых девушек, отдающих свои яйцеклетки?
Мне бы так хотелось не быть тогда столь юной и наивной, не принимать на веру все, что мне говорят. Но больше всего я жалею об анонимном донорстве. В тот момент я даже не задумывалась об этом. На анонимности тогда настаивали все агентства: «Это же все равно будут не ваши дети. Зачем вам что-то знать о них?»
Для проформы, я и так знаю, что они не мои дети. Как мать, которая удочерила ребенка, я на 100% понимаю, что не гены делают тебя родителем. Но также я понимаю, почему важны кровные узы, и какие могут быть последствия, если ты их разрываешь. Я вижу, что получает моя дочь от открытого общения с ее биологической семьей. И что получаю я, имея возможность открыто задать вопросы о медицинской истории семьи.
И да, мне любопытно узнать, какие они — эти дети. Сейчас им почти 9 лет, а я не знаю о них ничего. Я не знаю, как они выглядят, чем они любят заниматься, какой у них характер. Я часто думаю о них. Не в том смысле, что я в отчаянии или тоскую, мне просто интересно, как выглядит их семья. [traqli_related]
Мне также хотелось бы познакомиться с их мамой. С этой женщиной, с которой я разделяю сердечную боль бесплодия. С женщиной, которая написала мне потрясающее письмо и которая, по всей видимости, также хотела со мной общаться. С женщиной, с которой я чувствую особенную связь, хотя мы ни разу и не встречались.
Нет, я не жалею о своем решении стать донором. Я не жалею обо всех болезненных последствиях, которые мне пришлось пережить. Но, господи, как же я жалею, что не знаю их, как же я жалею, что решилась на анонимность. И все эти годы я продолжаю задавать себе вопрос: какие они?
Источник: babble.com. Фото из личного архива Лии Кэмпбелл