WoMo-портрет: Ирина Фингерова

Литература, театр, жизнь

10.08.2020

Что есть семья и работа для творческой натуры? Насколько тяжело реализоваться в креативной сфере? Что значит придумать новый вид театра? Как быть матерью и писать романы? Об этом рассказывает Ирина Фингерова, врач, писательница, создательница и руководитель Театра Ушей. 

Ирина Фингерова — авторка сборника рассказов «Сюр-тук», романа-антиутопии «Плацебо», романа «Замки», детской книги «Квибик страхоед». Авторка пьес «Мои лучшие весенние каникулы», «Агартха». Создательница и режиссерка «Театр ушей/Театр вух» – первого в Украине аудиотеатра и платформы для популяризации современной украинской литературы. Рассказы Ирины Фингеровой переведены на немецкий и опубликованы в литературных журналах «Ostragegehe», «Maulkorb» (Германия), «Lichtungen» (Австрия), «Orte», Entwürfe (Швейцария).

О становлении

Я всегда была довольно прагматичной, но прагматичность свою присыпала сахарной пудрой и фейскою пыльцой. Поэтому я не стала филологической девой и даже на философский не пошла. Решила быть врачом: всегда профессия в руках, к тому же, если мои рассказы окажутся недостаточно мудрыми, хоть аппендикс кому-нибудь вырежу (Ред. прим.: смеется).
Последние два года живу в Германии, получила разрешение на работу врачом, но сейчас я в декрете. Планирую выйти на работу с осени.

Биолог с которым я готовилась к ЗНО сказал однажды: «Вы явно росли в теплично-контрастной среде». Так и было. Папа отказывался читать мои творения, мама же переписывала их себе и читала вслух своим пациентам. Думаю, эта тепличность-контрастность и есть моя движущая сила.

О писательстве

Будучи подростком, я любила постмодернизм. Еще я любила «Гарри Поттера» (и до сих пор люблю), «Унесенных ветром», сказки Андерсена и Набокова. Набокова мне, скорее всего, просто нравилось любить, так же как и Маркеса. По-настоящему я их полюбила позже. Маркес, кстати, в одном из интервью сказал, что он не пишет в жанре “магического реализма”, он пишет в жанре “латиноамериканского реализма”. Пока женщина моет посуду, картофельные очистки, поверья и мифы стекают с тарелки вместе с жиром и образуют плотную субстанцию. Одно уже и не отличить от другого. Это и есть жизнь, по-моему. Абсурд неотличимый от формальной логики, метафоры, которые превращаются в действие, персонажи, набитые разносолом и противоречием, как чучело соломой. Примерно так я пишу. Во всяком случае последний год-два. Такой вот «фингеровский реализм» — все по-настоящему, а значит чуть-чуть понарошку, потому что мы все притворяемся.

Мой последний роман — «Замки». Наши замки – всегда замки. Ударение можно ставить как угодно. Если мой дом – это крепость, мне безопасно или я не могу выбраться наружу? Главной героине 15 лет, ее родители несчастны и она пытается их спасти, но задача ей не по зубам. Я прорабатываю тему «клиповости мышления», свойственную моему поколению. Речь о восприятии себя как героя сериалы или книги, о постоянном поиске самоидентификации через атрибуты, через других, через термины. Мне также было важно показать, что маленькие города пронизаны магией, показать эстетику унылых многоэтажек, законсервировать это ощущение “особенности вопреки всему”, с которого по-моему и начинается и заканчивается детство.

Меня очень поддерживал мой муж. Поддержка его была проста: он меня не трогал, когда я пишу и вовремя приносил чай. Или жарил картошку. После рождения ребенка жарю картошку в основном я. И пишу не так уж много. Но это неважно, важно спать и хотя бы десять минут в день радоваться жизни. Декрет — хороший способ избавиться от лишних амбиций. Я даже на стене у себя написала: «Оставь себя в покое». Оказалось, что это здорово!

О Театре Ушей

В юности я ходила в театральную студию при еврейском культурном центре «Мигдаль» в Одессе, в 14 лет даже полетела по обмену в Америку, выступала в Нью-Джерси в театре — мы ставили спектакль по Сэмюэлю Беккету. Актрисой я хотела быть, но быстро поняла, что у меня нет актерского таланта, но думаю, есть режиссерский. Я понимаю, как должно быть, но не могу сыграть, душит малодушный страх быть уязвимой. Зато мне не страшно видеть чужую уязвимость.

Театр ушей получился случайно. Хотелось создать такое место, чтоб послушать молодых авторов проходили не только их друзья, чтоб авторы заметили волшебство в своих текстах. Смогли подсмотреть, как бегают по коже зрителей мурашки, как морщатся лбы и катятся слезы. Слез, кстати, бывало много, особенно на поэтических перфомансах. На первое же мероприятие (зал нам совершенно бесплатно предоставил еврейский культурный центр «Мигдаль») пришло 70 человек. На второй — 150. Люди хотели, чтоб им завязали глаза и заставили слушать. Со временем мы переместились в одесский Музей западного и восточного искусства — нашу постоянную резиденцию, потому что в «Мигдале» уже не хватало места.

Почти каждый наш аудиоспектакль или перформанс заканчивался аншлагом. Мы много экспериментировали: проводили поэтические вечера на двух языках при участии Жан-Клода Шарбонелля, учителя французского и основателя центра La Pipellete, ставили Лавкрафта на английском. Мы сажали зрителей вокруг чучела коровы во время премьеры «Злободневска» — спектакля про врачей из глубинки, делали благотворительный перформанс для сбора средств в библиотеку Музея, покупали книги, издавали книги, чертили в книгах непонятные схемы, чтоб музыканты знали, когда нужно вступить.

Это было прекрасное время, иногда мы репетировали до поздней ночи у меня дома, с виолончелисткой, баянистом и нашей прекрасной режиссерской Русланой Рудой, иногда ставили спектакль по Вайберу (когда я уехала и мы готовили перформанс для Meridian Chernowitz по книге Христи Венгринюк «Народжуватися і помирати взутими»). Со спектаклем Андрейчиковой «Чужие» и моей «Агартхой» по сборнику рассказов «Сюр-тук» мы даже ездили в небольшое турне!

Но главное чего мы добились — люди приходили после работы, отключали звук на мобильных телефонах и шум в голове, и слушали хорошие тексты. Главное, то как они чувствовали себя потом. Хорошо. Одухотворенно. Так, что хочется пройтись по Пушкинской вниз и заглянуть в Книгарню-Кав’ярню к пани Галине и купить новинку украинского автора.

О современной украинской литературе

Я полюбила украинскую литературу с “Літо Мілени” Софии Андрухович. После нее я стала читать, искать и поражаться новому в украинской литературе. Потом мне написала девочка с предложением позвать Прохасько на Театр ушей, чтоб собрать таким образом средства на проект для слепых детей. Я не читала до этого Прохасько, но когда услышала, влюбилась и в него. Та же история с Любко Дерешем. Мне повезло впервые услышать их произведения с закрытыми глазами, в авторском исполнении, на сцене Театра ушей.

Когда я уехала, я тосковала по Одессе и сублимировала тоску в интернет-активность, завела подобие книжного блога. Пишу редко, в основном про современную литературу, нашла много единомышленников.

Мне правда очень нравится, то, что сейчас происходит с украинской литературой. И я буду в меньшинстве, но я отношу к современной украинской литературе не только украиноязычную, но и русскоязычную украинскую литературу. Я вижу много смелых, чудаковатых текстов, которые не заискивают перед читателем. Более того, в украинской литературе появляется крепкий нарратив, не только хорошие тексты, но и хорошо рассказанные истории. Современная украинская литература становится литературой мирового уровня. Из последнего прочитанного могу порекомендовать: “Клавка” Марины Гримич, «Цурки-Гілки» Анны Костенко, «Так, але» Тараса Прохасько, «Мій дід танцював краще за всіх» Катерины Бабкиной, «За вашим запитом нічого не знайдено» Анны Грувер.

О семье

В семье необходимо распределять обязанности. Быть мамой — круглосуточная работа, без выходных и отпуска, с какой стати именно женщина должна заниматься делами по дому? Все должно быть честно. Но, конечно, если муж идет на суточную смену, я стараюсь взять на себя большую часть дел. Ну или их просто никто не делает. И мир стоит, не рушится.

Мой муж — тоже врач. «Тоже» тут довольно нагло затесалось, учитывая, что я пока врачом так и не работала, но халат в шкафу висит и немецкая лицензия на полочке пылится. Самое важное, чему он меня научил — относиться к себе всерьез. А я его научила самоиронии, вот такой взаимообмен. Я поняла, что писать — это работа, которая требует дисциплины. Если бы не это — я бы никогда не закончила ни первый, ни второй роман, и вообще не научилась бы заканчивать то, что заканчивать сложно.

О материнстве

Моя мама шутит, что я «а идише моме» — повернутая еврейская мамаша. Да, я говорю «мы покакали», а по вечерам пересматриваю фотографии и видео дочки, которые сделала за день. Я повернутая, но не на 360 градусов: во мне хватает сил повернуться лицом к себе, когда наступает вечер, и заниматься тем, что интересно мне. Это мой рецепт «Как быть хорошей мамой». Быть мамой, которой интересно жить, которая интересна себе сама. Это значит, что нужно вытягивать себя за уши из прокрастинации и читать-смотреть-гулять, что угодно делать, но главное — наслаждаться этим временем.

Я хотела бы привить дочери свободолюбие и умение уважать свои потребности. Саре год и три и она уже показывает пальцем, если чего-то хочет и решительно мотает головой, если не хочет. Это нередко раздражает нас, родителей, конечно, но это то, к чему мы стремимся.

Нам с мужем повезло: мы одинаково смотрим на воспитание дочки. Главное — обеспечить безопасность (дети любят есть камни и падать с диванов), делать прививки по календарю и уважать друг друга . А в остальном — не мешать исследованию мира вокруг. Не брать на себя больше чем хочется, не геройствовать, быть честным с собой. Для того, чтоб ребенок развивался и мог выполнять возрастные задачи — дома должно быть спокойно и безопасно, а для этого всем должно быть дома хорошо, поэтому не нужно себя насиловать. Я стараюсь не делать того, чего не хочу, потому что я все равно это компенсирую, недовольство никуда не исчезает, оно накапливается как газ и вырывается в самый неожиданный момент.

 

Фото из личного архива Ирины Фингеровой.

Материал подготовила Татьяна Гордиенко.

 

 

Новини партнерів