Когда я узнала о Доме ветеранов сцены в Пуще-Водице и рассказала о возможности поговорить с бывшими актрисами, которые сегодня там проживают, меня спросили: а зачем? Я ответила, что еду туда за историями, потому что мне кажется, что людям с большим сценическим опытом, блиставшим когда-то на театральных подмостках, а сегодня проживающим, по сути, в доме престарелых, есть что рассказать.
И это правда. Им есть о чем говорить.
Еще был личный мотив. У меня уже нет ни бабушек, ни дедушек, и порой очень не хватает общения с поколением мудрых. Мне казалось, я заполню эту пустоту.
И это правда. Так и получилось.
В Пущу-Водицу я приехала с киевским клубом International Inner Wheel, организатором благотворительной инициативы «Бачу серцем». Пока девушки осматривали Дом и обдумывали, чем можно помочь его жильцам, я с фотографом Верой Бланш постучала в двери к одной из них — Марии Онуфриевной Кравец.
Останні новини
- Soft Power як важливий інструмент лідера: конструктивні комунікації для взаємовигідних рішень
- LATEXFAUNA та Бадоєв: колаборація року і звабливий концерт уже на підході
- SkyUp Airlines™ розпродасть за донати валізи на “Куражі”
- ГО «Дівчата» спільно з World Vision провели дослідження гендерно зумовленого насильства в умовах війни в Україні
- Афіша тижня: що подивитися, послухати та куди сходити 14-20 жовтня Новости на главной
Трюмо, коврик на стене, яблоки на комоде, «Мир наизнанку» с Димой Комаровым по телевизору… «Ох он и обаятельный! Сколько всего знает!» — нахваливает телеведущего Мария Онуфриевна и тут же просит, чтобы ее не фотографировали слишком часто, так как она не успела приготовиться к приходу гостей. С удивлением узнаю, что моей собеседнице 92 года, а она с не меньшим удивлением узнает, что мне — 28. «Да ты тоже не выглядишь на свои годы, совсем юна! В меня пошла!» — Смеется Мария Онуфриевна и тут же добавляет, что разговаривать о своей жизни не хочет. Но продолжает.
«Я работала актрисой в нескольких театрах. Начинала в Житомирском областном музыкально-драматическом театре. Наталку Полтавку пела и прочие главные роли, а потом голос пропал… В силу некоторых семейных обстоятельств пришлось переехать в Ивано-Франковск, там я тоже работала в музыкальном театре, а затем — в Киевском театре транспорта и ТЮЗе на Липках. Я любила все свои роли, и до сих пор считаю, как и многие писатели о своих книгах, что моя лучшая роль еще не сыграна. Но время шло, а бабушек я не хотела играть на сцене, да и сейчас бы не смогла (улыбается и выпрямляет спину), поэтому прошла курсы и стала режиссером литературно-драматической редакции на телевидении. Все знаменитые актеры, режиссеры, писатели были в нашей студии… Раньше я была очень активной, а теперь вот эта грустная жизнь в четырех стенах…»
На вопрос, что ее все же радует сейчас, отвечает, что вот такие встречи с молодыми людьми, с которыми можно поболтать, да и вообще, несмотря на проблемы со здоровьем, она верит в себя и свои силы: «Я могу и краковяк, и танго станцевать, а вот гопак — уже нет».
Ностальгическая улыбка исчезает с лица Марии Онуфриевны, когда она начинает говорить о жизни вне театра: «У моего сына была микроэнцефалия, его уже нет в живых. Это было моим самым большим горем… Но в остальном моя жизнь была хорошая. Правда, я никогда не думала, что окажусь здесь, в этом доме». А затем она проводит параллель между жильцами дома и героями фильма «Небеса обетованные»: «Это ж какой чудный фильм, особенно для нас, всех тех, кто попадает в этот дом, а в прошлом были актерами, которым аплодировали стоя и цветы дарили».
Поинтересовавшись, не хочу ли я стать актрисой и узнав, что работаю журналистом, дает мне наставление: «Занимайся физкультурой, ты должна быть в хорошей форме, чтобы ноги были крепкие и выдерживать все. Конечно, тебе нужно много знать, но главное — любить свое дело. Я до самого конца обожала свою работу! Ангина? Ну и что! Я свое дело никому не отдам. А еще, старайся не обращать внимания на плохое и не реагировать резко, если ты на эмоциях».
Неожиданно она задает мне вопрос: «А как, по-твоему, лучше: чтобы тебя любили или чтобы ты любила?» Я без запинки отвечаю, что важна взаимность. «Тогда, — продолжает она, — с первых дней нужно делить все поровну. Варите суп? Ты чистишь картошку, а он — лук. Рожаете детей? Если нет возможности нанять помощницу-няню, тоже все задачи разделяете между собой. Тогда все получится. Не позволяй себя эксплуатировать. И никогда не разрешай себе думать, что с тобой что-то не в порядке, что ты некрасивая или что у тебя что-то не так с волосами. Жизнь — трудная штука, особенно сейчас, так что себя нужно любить».
Оставив мою собеседницу разворачивать подарки, я вышла в коридор, где меня представили еще одной актрисе в прошлом — Марице Данильевой. Мое изумление, что ей 76 лет, одновременно и повеселило и порадовало Марицу, которая пригласила меня в свою комнату и предложила бутерброд с кофе. Пока закипал чайник, она подошла к трельяжу, чтобы накрасить губы блеском: «Ну вот что это за цвет! Такая блеклость. То ли дело помады…»
Марица рассказывает, что театр у нее в крови: «Мой отец был артистом, моя мама — опереточной актрисой. Так что мой путь был уготован, я иначе себя и не представляла. Я родилась в Харькове спустя три дня после начала войны — 25 июня 1941 года. Мой отец пошел добровольцем родину защищать, и я так его и не увидела живым. Если бы и побывала когда-то на его могиле, наверное, плакала бы. Но не по нему. Нет. А по своему безотцовскому детству… Мама же все время была на гастролях, по сути, меня растила бабушка. И все равно без театра я себя не мыслила».
Служила Марица во Львовском театре юного зрителя: «38 лет я проработала в одном и том же театре. Я верная. Днем играла детские спектакли, а вечером — классику. Было интересно работать. Да и где бы еще я сыграла Багиру? Пантерой я была до самого декрета, уже живот был виден, а меня все не выводили из спектакля. Пришлось покопаться в бутафорском цехе, чтобы найти какой-то клочок шерсти да примотать его к телу и хоть так скрыть живот».
«Я бы работала в театре и сегодня, но в 1997 году нам перестали платить зарплату, а так вышло, что я была единственным кормильцем в семье. В общем, мне пришлось театру сказать «прощай». Я стала покупать мешки с секонд-хендом из Польши, затем ехала на базар «Украина» и там торговала. Нашу точку я называла «дворянским гнездом», потому что рядом со мной торговала вся интеллигенция, которая осталась без работы и денег. И так я мучилась, пока случайно не встретила директора Львовской филармонии, который предложил мне стать директором симфонического оркестра, по сути, администратором. Но я была рада любому стабильному доходу и если было бы надо, пошла бы и в поломойки…»
Вспоминая свою театральную жизнь, Марица преображается, а я не могу удержаться и спрашиваю, скучает ли она по сцене спустя столько лет: «Да ты что! Если бы меня куда-то позвали, хоть задние ноги коровы сыграть бесплатно, — я пошла бы! Я очень скучаю по сцене. И я чувствую, что у меня есть и силы, но никто не зовет. Ни на Анну Каренину, ни на Красную Шапочку».
Как же тогда она оказалась здесь — в Доме ветеранов сцены? «Во Львове в нашей двухкомнатной квартире проживало шесть человек: я, моя дочь с мужем и тремя детьми. Мне приходилось спать на кухне на раскладушке, и это было мучительно. А про этот дом я слышала и двух своих коллег сюда провела… И здесь действительно когда-то были только актеры — ветераны сцены. Но на сегодня я — последняя артистка, которая пришла сюда. Здесь практически не с кем поговорить, не с кем поностальгировать о том, какой Джульеттой или Гамлетом мы были десятки лет назад. Все чужие», — рассказывает Марица. Но она не жалеет, что живет здесь вдали от родных: «Здесь у меня есть своя отдельная комната. Вы не представляете, какое это счастье — на старости лет иметь свое жизненное пространство». Как и Марию Онуфриевну, Марицу радует, когда в гости приходит молодежь, когда у нее появляется возможность выбраться в Киев и пойти в театр.
Допивая кофе, задаю вопрос: а о чем вы мечтаете? Но он растворяется в тишине. Выдержав паузу, Марица говорит, что мечтает о смерти без страданий: «Больше всего на свете я всегда боялась финансовой и моральной зависимости и быть обузой для кого-то». Но по глазам я вижу, что есть у нее другая сокровенная мечта. Молчу и выжидательно смотрю на нее. И я не ошиблась. «Всю жизнь я мечтала посетить Париж. Этот город я знаю наизусть, правда, по книгам. Мне много не надо в Париже — побывать на рю де Турнон, где жил актер Жерар Филип, и на Монпарнасе найти дом Модильяни», — признается Марица.
Мы много еще говорим: о ее внуках, любимой собаке, любви и кино, старости и безразличии людей, из-за которого происходят величайшие трагедии в истории человечества… Когда приходит пора прощаться, я задаю ей еще один вопрос: «Как думаете, сегодня у меня появилась подруга?» Она улыбается и обнимает меня крепко, настойчиво предлагая взять с собой шоколадный батончик. В этот момент я точно знаю, что вернусь в Дом ветеранов сцены, потому что там есть две женщины, которые будут ждать меня. И вас.
Фото: Вера Бланш