Татьяна Гордиенко
Писательница Мелисса Скоулз Янг размышляет о том, почему в современном мире объявить себя жертвой харассмента бывает еще более травматично, чем пережить его и рассказывает о собственном опыте.
У меня растут дочери: одна уже подросток, другая скоро войдет в переходный возраст. Кампания #MeToo выносит на поверхность их вопросы, на которые у меня не всегда есть ответы. Я учу их, что если к тебе пристают или над тобой совершилось насилие, — сразу заявляй, борись, не молчи. Но почему случается так, что жертве приходится оправдываться в том, что ее заявления принесут ей еще больше боли? Это мне объяснить дочерям труднее. Я не сказала моим дочерям, что однажды я смолчала, потому что мне очень была нужна работа, а еще потому что меня учили, что хорошие девочки не поднимают шума.
Молодая семья
Я окончила колледж, но не знала, что делать дальше. У моей семьи был специфический бизнес: услуги по уничтожению паразитов, мои старшие братья уже вступили в дело и ездили по округе в поисках термитов и грызунов. Папа предложил мне офисную работу, которая подходила девочке: «Мы будем оплачивать страховку твоей машины три месяца, пока не станешь на ноги». Это был разумный план, но я тогда была без памяти влюблена — мой парень жил за тысячу километров, во Флориде, и я сразу после выпуска переехала к нему. У его родителей был маленький семейный бизнес, как и у моих, только вместо инсектицидов они делали супы. Та же приемная с вытертым ковром и потертые кожаные стулья. Меня взяли на работу. Правила я уже знала: делаем, что нужно, сотрудники прикрывают друг друга, клиент всегда прав. Я работала в офисе, и нам даже доставались бесплатные банки с супом. Мы с Джо нашли маленькую квартирку за $400 в месяц, где было место для моего письменного стола, я купила красивые простыни, моя бабушка сделала нам белое покрывало для кровати.
Начало истории
Проработав месяц, я неожиданно получила от начальника приглашение поехать в его дом на пляже, пока его жена с детьми находились в городе. Я даже подумать не могла, что он позвал туда только меня. «Приезжай, когда сможешь, я буду там. Ты составила очень хорошие рекламные тексты, я хотел бы обсудить нашу рекламную стратегию к ярмарке». Это прозвучало очень по-дружески, даже по-отечески. Однако я так и не позвонила боссу, хотя он сунул визитку с номером в мой карман, когда я уходила с работы в пятницу. Что-то меня удержало от этого. Наша офис-менеджер, Барбара, была дочерью этого человека, она научила меня работать в Excel и считать продажи, а я одолжила ей на свадьбу свое пальто, мы стали подругами. В общем, однажды я сказала, что мы выбрасываем отслуживший свое футон — японский матрас, — а он сразу заинтересовался: а можно я его заберу? Он пояснил: «Мне нужна рогожка, которой он обтянут, я использую ее как холст.» Я была на каком-то корпоративе в его доме: картины с голыми женщинами, которые он нарисовал, были на каждой стене, я думала, что моделью была его жена. Он спросил мой адрес, чтобы заехать за футоном. «Я заеду и, может быть, даже напишу твой портрет, ты такая хорошенькая!» Я сказала своему парню, что начальник заедет за матрасом, а сама сделала так, чтобы не быть в это время дома.
Как это было нелегко
Надо сказать, что в тот период нам было тяжело материально, — мой парень Джо писал дипломную и работал на двух работах, а хозяйка квартиры наседала на нас, мол, развели тут насекомых. А тут мой начальник стал оставлять дверь в туалет открытой, когда ходил мочиться. Мой стол был напротив двери, и мне было все видно. Я говорила себе, что, наверное, так случается, когда люди из одной семьи вместе работают, — они забывают, что они не дома. Потом он придумал, что у меня где-то должна быть татуировка (а у меня не было ее), и то за рукав потянет, то край юбки — где, мол, татушка, дай посмотреть. Сначала я стеснялась сказать об этом Джо, я плакала после работы, а по ночам мне снились кошмары. В конце концов, я помялась-помялась и сказала, что начальник как-то странно шутит, а иногда заходит далеко в этих шутках. «Бросай эту работу», — сказал Джо. — «Она того не стоит». Я ответила: «Я держу все под контролем. Ты же не можешь сказать об этом своим родителям, они же не виноваты». Мы были молоды и никто из нас не знал, как поступать правильно. И вот, каждый раз утром, собираясь на работу, я тщательно выбирала себе одежду так, чтобы она могла защитить меня. Каждый раз Джо просил меня бросить работу. Я говорила: «А где мы будем жить? Что мы будем есть? Мне придется продать машину — и как я тогда буду добираться до новой работы? И, кстати, е еще надо будет найти!» Я не хотела возвращаться домой в Миссури и признавать свое поражение. Джо взял еще сверхурочных часов и теперь работал допоздна.
Неожиданно
Неожиданно к нам в гости приехали мои родители. Они увидели крысятник, в котором мы жили, спаковали наши вещи и «перевезли нас» в симпатичную мансарду, хозяином которой был их знакомый. Они заплатили за первый месяц аренды, потому что нам не отдали залог. «Слава богу, что у тебя есть работа», — сказала моя мама. А я радовалась, что мой начальник не узнает моего нового адреса. В одно прекрасное утро я сказала Барбаре, что ее отец зашел слишком далеко в своей игре «поиски татуировки» и залез в вырез моей блузки. Не поднимая глаз от экрана, Барбара сказала: «Немедленно уходи». Я подумала, что она поражена его поведением, что хочет защитить. Я сказала, что напишу заявление об увольнении за две недели, как делают хорошие сотрудники. «Уходи прямо сейчас!» — сказала Барбара, и в тоне ее не было никакой солидарности, только обвинение. «И что ты теперь будешь делать?» — спросила мама, я ведь ей не сказала, почему именно я бросила работу, — мне было стыдно.
Мне понадобилось 20 лет и много других работ, чтобы обрести голос и найти слова, чтобы написать правду. Заявления о домогательствах, как показывает моя история, не всегда приветствуются, а часто имеют негативные последствия. Поэтому, когда мои дочери прочли мою историю с тегом #MeToo, я сказала, что надеюсь, что у них никогда не будет подобных историй, но если что-то похожее с ними станет происходить, если наступит ситуация «борись или беги», то я советую бежать — сразу и подальше.
Мы увидели, что могут сделать нарушительницы молчания, но кампания — это и возможность для тех, кто знает и молчит, начать позволять меньше, а действовать больше.
Источник: huffingtonpost.com
Фото: Kersti K