В этом году Atlas Weekend благодаря Mastercard стал площадкой, которая сделала колоссальный шаг вперед к инклюзивности. Впервые на фестивале установили лаундж-зону, где песни переводили на язык жестов. Признаюсь честно, проведя несколько дней на фестивале, меня все время тянуло на выступления, которые сопровождались сурдопереводом. Переводчики были настолько харизматичны, пластичны и эмоциональны, что порой все мое внимание переключалось на них, а не на исполнителя-хедлайнера. Кач, кайф, драйв, — так лаконично я бы описала их стиль. Курировала же их работу известная американская переводчица Амбер Галловей Галлео, которая уже стала любимицей у гостей фестиваля. Поэтому, узнав о возможности сделать с ней эксклюзивное интервью, я не раздумывала ни минуты.
Амбер, давайте начнем с предыстории. Расскажите, как вам пришло в голову заниматься переводом песен на язык жестов?
Я с детства была окружена людьми с нарушениями слуха и они обучали меня языку жестов. Но бегло я заговорила на нем, когда поступила в колледж. Со мной вместе училось 35 студентов с нарушениями слуха. Несколько из них жили в моем районе и мы любили тусоваться вместе у меня дома по пятницам. Мы включали музыку и изображали ее на языке жестов. Вот просто так, ради прикола. Мы размышляли о том, как бы сделать музыку доступнее, ведь, понятное дело, что сурдопереводчики были в США, но никто не занимался переводом музыки на язык жестов.
А затем я увидела танцевальную труппу Wild Zappers, которая состоит из участников, полностью потерявших слух. Это просто взорвало мне мозг! Я поняла, что именно так должна выглядеть музыка! И я начала работать переводчиком. Очень быстро я стала известной в Сан-Антонио в Техасе, откуда я родом. Люди стали приглашать меня на выступления, и все закрутилось, как снежный ком.
Я так понимаю, что в этой теме вы давно. А вам никогда не хотелось сменить деятельность?
Нет! Моя работа, наоборот, набирала оборотов. Я стала работать сурдопереводчиком в 2004-м, хотя, по правде говоря, еще до этого я переводила песни на язык жестов во время родео — популярного действа в Техасе. Когда проходят родео, как правило, приглашают кого-то из музыкантов. И уже тогда я начала заниматься координацией работы с хедлайнерами, а, соответственно, и переводом. Это была моя инициатива, я сама связывалась с организаторами родео, и в итоге ежегодно у меня было в среднем по 20 выступлений в год.
Я видела ваш TED-спич, где вы рассказывали о своем бунтарском подростковом периоде. Вы уходили из дома, жили у друзей, были в вашей жизни и наркотики, вам пришлось уйти из школы…
Да, все так и было!
И вы проделали невероятный путь к такому успеху. Сегодня вы, пожалуй, самая популярная сурдопереводчица в США. Не ошибусь, если скажу, что и в мире тоже. Как вам это удалось?
Когда ты работаешь на совесть, за тебя начинает уже говорить твоя репутация. Со временем все больше и больше людей с нарушением слуха обращались ко мне за сурдопереводом. Меня приглашали в советы директоров различных организаций из комьюнити, люди видели, как я отношусь к своему делу. Я искренна в том, как я работаю, плюс я открыта с людьми, а они это чувствуют. Ну и, конечно, особую популярность я получила после того, как кто-то из журналистов заснял меня на фестивале Lollapalooza.
Я видела этот ролик. Потрясающий вирус получился!
Да, он был повсюду. Благодаря этому вирусному эффекту в обществе стали задумываться о том, что люди с нарушениями слуха тоже хотят и могут чувствовать музыку, и есть те, кто могут им в этом помочь. Понимаете, тут не всегда есть возможность получить перевод, когда к врачу обращаешься, что уж говорить о музыке! Вот почему то, что произошло у вас на Atlas Weekend в этом году, имею ввиду инициативу Mastercard, — так нужно и так круто. Ведь сотни людей с потерей слуха и слабослышащих хотят на самом деле получить доступ к музыке.
Мы обсуждали эту проблему с друзьями и, несмотря на то, что они поддерживают идею инклюзивности, считают, что на музыкальном фесте процент людей с нарушениями слуха очень маленький. Мой аргумент: если люди будут знать, что им предоставят сурдоперевод, их будет приходить все больше и больше. И все равно им не совсем понятно, зачем на музыкальном фестивале делать перевод для людей, которые ничего не услышат. Помогите мне найти аргумент для них и ответить на вопрос «зачем?».
Ок, давай попробуем. Итак, представим, что вы собрались на музыкальный фестиваль. Вас вряд ли волнует, как и что там будет технически устроено. Вы априори знаете, что все будет! И когда вы приходите на выступление и вдруг не включаются микрофоны, вы вместе с толпой начинаете гудеть: «Эй! Ничего не слышно! Фу-у-у!» Так вот, люди с нарушениями слуха в такой ситуации постоянно, потому что они не слышат! И если о них не побеспокоятся организаторы и не пригласят переводчиков, у них не будет никакой мотивации идти на концерт, потому что они будут ощущать себя не желанными гостями. И это проблема! А если мы создаем условия для людей, они чувствуют себя нужными.
Когда мы готовили перевод для концерта Мадонны, мы объявили в соцсетях об этой инициативе. Нам поступил только один запрос. А в итоге на концерт из разных штатов приехали десять людей с нарушениями слуха! Потому что они знали, что для них будут созданы условия. Понимаете? Если люди будут знать, что у них будет доступ, они придут. Они будут знать, что им не нужно бороться за какие-то услуги, потому что об этом побеспокоятся организаторы. Им и так приходится бороться ежедневно за свои права, так почему бы нам, обществу, не пойти на опережение и позаботиться о них?
По-вашему, на подобного рода мероприятиях должны быть формы регистраций, в которых люди указывали бы о своих потребностях? Или инклюзивность должна быть априори?
Я за второй подход. Создавая таким образом возможности для других, мы движемся на пути к равенству. И это восхитительно! Да, это непросто. Но, думая о других людях, мы делаем значительный шаг вперед.
Хорошо, а что насчет самой «технологии». Как люди с нарушениями слуха чувствуют музыку? Каким образом это устроено?
Встречный вопрос вам. Зачем вы приходите на фестиваль? Только лишь чтобы насладиться самой музыкой?
Нет, конечно! За атмосферой, энергетикой, ощущением сопричастности, возможностью потанцевать с тысячами людей под открытым небом, наблюдая за любимыми исполнителями!
Конечно! Вы идете туда за настроением! Вы чувствуете запахи, видите, как хорошо или не очень танцуют другие люди. Вы ощущаете пульсацию в своем теле от всей этой энергии. И все это никоим образом не связано с вашим слухом. Есть и еще один интересный факт: мы можем слышать своим телом. К примеру, моя не слышащая подруга может определить, идет ли за ней кто-то или нет. А все благодаря вибрациям, которые она получает от своих волос! Мы все привыкли концентрироваться на недостатках, вместо того, чтобы оценить свои уникальные достоинства. Да, моя подруга не слышит, но то, что она может делать своими волосами, — это просто какая-то суперсила. И в каждом из нас есть нечто подобное.
Я была на нескольких выступлениях на Atlas Weekend, где вы переводили. Black Eyed Peas, «Сплин»… Вы — американка, тексты у группы «Сплин», понятное дело, на русском. Как вы строите работу на таком большом фестивале, где много разных исполнителей, поющих на разных языках?
Как правило, у нас есть переводчик, разговаривающий на местном языке, который работает с моей командой сурдопереводчиков. Например, он готовит текст, моя команда переводит его на американский язык жестов и показывает его мне перед сценой, как суфлеры, а вот я на сцене, в свою очередь, уже перевожу на международный язык жестов. Фактически мы используем три языка одновременно на сцене.
Вам нужно запомнить все слова наизусть?
За день мы получаем текст и заучиваем слова. Если мы работаем на фестивале, то нам нужно запомнить слова 100-150 песен. Да, для этого нужна хорошая память. Кроме того, когда я учу текст, то сразу представляю движения в своей голове. Я «раскадровываю» каждую песню, как кинофильм.
Каждые две-три песни вы сменяли с коллегами на сцене друг друга. Это сложно физически? Как вы восстанавливаетесь?
Исследования показывают, что сурдопереводчики теряют внимательность и, соответсвенно, возникает вероятность допустить ошибку спустя 20 минут. На выступлении группы «Сплин» нас было шестеро, потому что мы хотели дать возможность украинским переводчикам попробовать себя в такой роли. Обычно же на подобном концерте работают двое людей, которые сменяют друг друга каждые 3-4 песни. И да, физически это тоже выматывает! Особенно на концертах, где поют на иностранном для нас языке и нам приходится параллельно переводить с американского языка жестов на международный. И потом, смотрите, артист наполняет пространство своей энергетикой. А нам, помимо того, чтобы передать суть песни, еще нужно показать энергетику инструментов, у каждого из которого есть свой голос и настроение.
Что касается восстановления, мне помогает сон. Четырех-пяти часов мне достаточно.
Так мало?
Да, дело в том, что у меня был неудачный опыт с прыжком с парашютом, а через какое-то время попала в аварию. После автокатастрофы я училась заново ходить, и теперь, если я сплю дольше пяти часов, мое тело болит и я чувствую себя развалиной.
Расскажите, как вы работали с нашими украинскими переводчиками. Была ли сложность в языковом барьере?
Мы получили прекрасный опыт! Вся прелесть языка жестов в том, что он универсальный и, соответственно, я быстрее нахожу язык с человеком с нарушениями слуха, даже если не говорю на его родном языке.
Должен ли сурдопереводчик слышать? Или на сцене может работать человек с полной потерей слуха?
У нас работают как не слышащие ребята, так и с нарушениями слуха. К примеру, у меня частичная потеря слуха. Но тут более важно другое — чувство ритма и музыкальность. Переводчики должны выглядеть, как музыка! Они должны уметь передать всю ее эмоцию. Этому можно научить в принципе. Но бывают случаи, когда у человека либо есть такой талант, либо нет.
Песни какого жанра вам нравится переводить больше всего?
Рэп — мой любимый жанр. Наверное, потому что мой мозг постоянно работает с такой же пламенной скоростью. Я люблю рэп, потому что он был неотъемлемой частью моего детства. Я росла в этой культуре и очень ее уважаю точно так же, как и культуру афроамериканцев, с которыми я росла. Конечно, мне нравится показывать и кантри-музыку, она очень живописная, к тому же, я родом из Техаса.
Насколько сложно работать с рэпом?
О, это самый сложный жанр, потому что очень скоростной и отрывистый. Рэп — это одно сплошное стакатто. И не все переводчики могут с ним справиться, потому что их жесты слишко медленны для него. Тут задача состоит в том, чтобы максимально убрать плавность из своих движений, ведь нужно успевать.
Какую песню вам особенно понравилось переводить на Atlas Weekend? И появились ли у вас фавориты за вашу профессиональную жизнь в целом?
Ого, это сложный вопрос! Я поработала с тысячами песен…
Но наверняка есть такие, которые вы чувствуете по-особенному.
Определенно! На Atlas Weekend мне очень понравилось работать с песнями Софии Ротару. Мой личный фаворит — «Я назову планету именем твоим».
Почему?
Она какая-то очень светлая и добрая, в ней много позитивной энергии, да и слова хорошие. А если говорить о песнях в целом, то тут мне времени не хватит перечислить. Дело в том, что я постоянно влюбляюсь в каких-то новых артистов, перед работой мне же приходится их подолгу слушать, изучать. Так что я быстро привязываюсь. Но, конечно же, рэп старой школы для меня вне конкуренции: Куин Латифа, MC Lyte, Biggie, ранний Jay-Z. Я люблю артистов, которые несут зрителю какой-то сильный месседж, которые выступают за идею равенства для всех. И мне приятно эти идеи передавать своими жестами.
Я не могла не заметить, что переводчицы на выступлениях были куда эмоциональнее и пластичнее, чем переводчики. Как бы вы объяснили это наблюдение?
Думаю, что женщины в принципе более экспрессивны. Мы очень открыты эмоционально. Мужчинам же порой сложнее показать весь спектр бушующих внутри эмоций.
Вы приехали в Украину со своей командой. Расскажите немного о них.
Келли я впервые увидела года четыре назад. Она выставляла свои видео в соцсетях, и мне очень понравилось то, что я увидела. Она любит музыку, поет, играет на инструментах. Я предложила ей преподавать в своей компании и вот мы уже несколько лет сотрудничаем.
Для Сэма выступление в Украине — это третья по счету музыкальная работа. Он из семьи не слышащих и тоже абсолютно ничего не слышит, как и Рокко, наш четвертый участник команды. У Рокко потрясающий талант к переводу рэп-музыки. Он — оператор и все время помогает нам снимать различные музыкальные видео дома.
Но ваш стиль выступления, конечно, уникален. Я говорю «выступление», а не «перевод», потому что это действительно был целый перформанс. В нем столько эмоций, удовольствия, ритма, вы реально качаете и кайфуете! Как бы вы сами описали свой стиль? В чем его фишка?
Наверное, в том, что я визуализирую звучание инструментов. У каждого инструмента есть свой голос и, если это игнорировать, мы многое теряем при переводе, а зритель, соответственно, не получает полной картины. Смотри, обычно переводчики музыку обозначают парой жестов, напоминающих те, которые использует дирижер оркестра. Но такие жесты ничего не скажут не слышащему человеку. Да, он может чувствовать вибрации басов и видеть гитару на сцене, но даже не догадываться, что в это мгновение она как-то взвизгнула или зарычала! Он может видеть скрипку, но при этом не иметь ни малейшего понятия, что прямо сейчас она «плачет»! Моя задача — помочь людям ощутить все тонкости звучания. Поэтому, если гитара звучит агрессивно, рычит, как машина, то и я рычу своим телом и мимикой!
Мы работаем по технике, разработанной мной. Я как-то смотрела видео не слышащих рассказчиков Timber Story. Герои в роликах на языке жестов рассказывают разные забавные шутки. В одной истории там было об упавшем дереве. Я наблюдала за тем, как его показывает рассказчик, и подумала: «Секундочку, а ведь этот звук — бум-бум-бум — звучит почти так же, как барабан!» Через какие-то подобные аналогии я и построила свою методику. Могу ли я сказать, что абсолютно все люди с нарушениями слуха остаются в восторге от нашего перевода при просмотре каких-то роликов? Нет, потому что они не всегда понимают его суть. Но вот когда они попадают на живое выступление, они меняют свое отношение, потому что чувствуют наконец эту связь с музыкой. Они чувствуют себя наравне с остальными людьми.
Амбер, вы являетесь активисткой и поддерживаете как людей с нарушениями слуха, так и тех, кто работает с ними. За что конкретно вы боретесь? И какой бы месседж хотели донести всем людям?
Моя ключевая мысль — мы должны жить в мире без барьеров. Я уже упоминала, что пережила жуткую аварию и в течение нескольких месяцев я передвигалась в инвалидной коляске. И я увидела, насколько недоступным является наш мир. Мы должны устранять эти барьеры и в коммуникациях, в том числе. Коммуникации — это то, что помогло нам выжить как человечеству. И только представьте, как может измениться наш мир, если мы сменим установку «ты меня не понимаешь, потому что ты не такой, как я» на «у тебя свой опыт, у меня — свой, давай подумаем, как мы можем его приумножить».
Я знаю, что вы продолжаете терять слух. Вам страшно?
И да, и нет. Понимаете, даже если я утрачу возможность слышать, я все равно ведь буду помнить звуки. Я научила многих переводчиков своему стилю, так что я смогу слышать музыку по-прежнему. Но я боюсь той борьбы, которую мне придется вести за доступность. Я боюсь барьеров, которые возникнут с потерей слуха. Я и так веду долгую борьбу за равное и безбарьерное общество, и порой так от этого устаешь, но это нужно продолжать. Нужно думать не только о себе.
Конечно, я буду скучать по определенным звукам. Особенно по тем трогательным моментам в песнях, когда исполнитель пробирается в самую душу и обволакивает твое сердца своим мягким и нежным голосом.
Если представить, что завтра все люди на планете потеряют возможность слышать, какой звук вы бы хотели услышать последним?
Я бы хотела услышать звук листьев, колышущихся на ветру… (Задумчиво смотрит в сторону). Да, звук танцующих зеленых листьев…