Михаил Царев: «Сегодня общество продвинулось и стало еще труднее, потому что неравенство стало неофициальным»

Исполнительный директор EastOne отвечает на вопросы СЕО ekonomika+ Ирины Рубис

Михаил Царев, исполнительный директор EastOne, своими решениями и сотворчеством с коллегами развивает завод «Инетрпайп», телеканалы СТБ, ICTV, «Новый», банк «Кредит Днепр» и другие бизнесы. Возглавляют четыре из пяти вышеупомянутых бизнесов мужчины. Однако Михаил стал спикером HeForShe Congress. Почему? Ответы мы получили во время публичного интервью, которое провела СЕО бизнес/медиа бюро ekonomika+ Ирина Рубис.

Ирина Рубис: Как вы считаете, что объединяет этих двух женщин, фото которых вы видите на экране?

Михаил Царев: Было бы правильным добавить фото еще одной женщины… Во время моей работы в Украине я убедил трех женщин занять более высокие должности: Ирину Рубис – стать директором ekonomika+, Елену Малинскую – возглавить банк «Кредит Днепр» и еще одну сотрудницу — возглавить подразделение управления бизнес-активами.

И.Р.: Я была на восьмом месяце и спросила тогда: «Михаил Викторович, вы ничего не замечаете? Вам ничего не мешает – вы мне такое предложение делаете?»

М.Ц.:  Да, на тот момент, когда я убеждал их, они были беременны. Этот фактор их тоже объединяет. Отмечу, что я ни на секунду не разочаровался в своем решении.

И.Р.: Вы помните, как сформировалось вот такое равное отношение к женщинам и желание давать возможность им расти, даже не взирая на стереотипные убеждения, что «беременность – это гормоны, лактация – это гормоны, дети болеют, поэтому женщины не могут сконцентрироваться, пусть лучше все делает какой-то гетеросексуальный мужчина»?

М.Ц.: Самую большую ошибку, которую я мог бы допустить, это начать об этом думать. Во-вторых, когда мне говорили, мол, она через два месяца уйдет, потом полгода ее не будет, я отвечал, что нужно дать возможность ей самой распланировать все, ведь если она согласилась на эту должность, значит, у нее уже есть какой-то план. Если ты предоставишь женщине свободу самой решить, как распределять собственное время, работу, детей, роды, да что угодно, то тебе просто не надо будет ни о чем волноваться. Такой энергетический посыл позволяет женщине сворачивать горы – в этом я убедился. Я ни разу не сталкивался с необходимостью что-то напоминать, не переживал, здесь она в данный момент или не здесь. Конечно, если ты работаешь в таком клише, что женщина должна всегда присутствовать на рабочем месте, а на данный момент она находится дома, тогда тебе будет трудно.

Для меня важными были те компетенции, которые я увидел в этих женщинах. Это основное. Я увидел, что они больше подходят для определенных функций и задач, чем мужчины.

И.Р.: Как вам удалось, будучи рожденным в СССР, не пропитаться гендерными стереотипами? В чем магия? В чем фишка?

М.Ц.: У меня в семье не говорили ни о каком гендерном равенстве, такого понятия даже не было. Это просто общее мировоззрение. Я сам лично хочу жить в той среде, которая соответствует сегодняшнему времени. Я не Нельсон Мандела, я не могу изменить весь мир или какую-то страну…

И.Р.: Не преуменьшайте…

М.Ц.: Я почти не Нельсон Мандела. У меня есть определенная жизненная позиция – я не могу переназначить всех руководителей у нас в группе, я не могу ввести какие-то правила касательно назначения женщин, — но я меняю то, что могу. Я могу создать такие условия, когда тема гендерного равенства вообще не будет обсуждаться. Я не понимаю, что такое квоты для женщин в организациях? Для меня это вообще оскорбительно. У меня нет в голове вообще никаких квот. Преимущество женщин в том, что они могут проявлять себя во многих ситуациях лучше, чем мужчины, поступая по-другому.

Приведу пример: недавно я встречался с Мери Мени, руководителем европейского офиса McKinsey & Company. Она является основательницей инициативы, поддерживающей женщин в бизнесе. Казалось бы, Европа – не СССР, но у них есть эта инициатива. За последние 10 лет женщины составили около 40% от общего количества их деловых партнеров во Франции. В Германии из 60 генеральных партнеров женщин ноль. Мери говорит, что это вопрос культуры. Компания McKinsey не понижала планку для женщин, чтобы дать им возможность стать ее партнером, но в ней были созданы условия. Например, когда женщина уходит в декрет, то компания под нее подстраивается, давая возможность работать дома. И Мери дала мне очень интересную статистику: эксперты McKinsey сравнивали топ-компании, в руководстве которых есть женщины, и топ-компании, в руководстве которых женщин нет. У первых компаний прибыль выше на 50%. Они провели оценку этих же компаний по organizational health index, и выяснилось, что компании, где есть женщины на лидирующих позициях, имеют более высокие показатели.

Да, можно сказать, что Мери — женщина, заинтересованная в карьере, но она развивает себя и в других сферах, а еще она мать шестерых детей. И общение  с женщиной, которая не жертвовала всем, чтобы стать старшим партнером McKinsey & Company, — убедительный аргумент.

И.Р.: Может, ваша профеминистическая позиция связана с тем, что у вас три дочери и вы хотите лучший мир для них создать?

М.Ц.: Мои три дочери – миллениалки, люди совершенно иной философии, иных ценностей, не привязанных ни к каким брендам. У нас в семье нет распределения ролей, кто что должен делать, но я не думаю, что мои бизнес-решения как-то с этим связаны. Наверное, подсознательно это как-то на меня влияет. Конечно, я бы хотел, чтобы они не сталкивались гендерными стереотипами.

И.Р.: Когда вы вышли на эту сцену, вы стали в один ряд с Джастином Трюдо, Бараком Обамой, но на самом деле вы – в меньшинстве. В том плане, что немногие мужчины открыто высказываются о пользе и необходимости равных прав и возможностей для женщин. Как вы думаете, почему так происходит? Вам крутили у виска ваши коллеги, когда увидели ваше имя в программе конгресса?

М.Ц.: Ну, мне говорили: «Зачем ты привел эту беременную женщину?». Наверное, если бы я вырос в обществе амазонок, я бы боролся за права мужчин. Смотрите, мы живем в век искусственного интеллекта, роботов, но продолжаем существовать в стереотипных рамках. Общество ведь продвинулось. Это раньше неравенство было формализовано: женщина не имела права голоса, не могла работать и так далее, это было официально. Но сегодня общество продвинулось и стало еще труднее, потому что неравенство стало неофициальным.

Возвращаясь к McKinsey & Company, – первый пункт успеха: личная позиция человека, занимающего должность СЕО, а не какие-то стандарты, положения, программы развития. Только личное отношение человека. Постоянно слышу: «Две женщины в организации – будут такие интриги, а если их три, то это вообще…» Я просто подобное либо игнорирую, либо пресекаю, но понимаю, что такие мнения продолжают существовать и искоренить их сложно. Но когда я что-то делаю, я не думаю о том, в большинстве ли я нахожусь или в меньшинстве.

Подготовила Ира Керст

Фото: Эмма Солдатова

— Читайте также: Виклики, що зростають: Чого бояться керівники компаній в Україні та в світі